Как все начиналось

СВАМИ АВАДХУТ
ПРОСТО О СЛОЖНОм

Свами Авадхут

как всё начиналось

о том, как пришёл в сознание Кришны, встретил духовного учителя,
об искусстве и жизни в Нью-Йорке
ЭТО | ИСТОРИИ, КОТОРЫЕ НЕ ОСТАВЯТ РАВНОДУШНЫМ ЛЮБОГО ЧИТАТЕЛЯ.

КАНАЛ

ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО

суббота, 6 августа 2011 года

Я жил в Нью-Йорке и с Сознанием Кришны меня познакомил мой друг, художник, грузинский преданный из России, которому негде было жить. Он тщательно маскировался под творческого материалиста, и всё-таки в нём было что-то тайное, вечно покрытое мраком трансцендентности. В итоге он «раскололся» и, устав отвечать на глупые вопросы, сказал: «вот тебе Гита и, если будет на это милость Кришны, ты и сам разберёшься».

Поначалу Гита пошла туговато, зато «Совершенные вопросы, совершенные ответы» быстро расставили всё по местам. Потом начались чётки, походы в ИСККОН-овский храм, участие в проповеди, санкиртане, поездки с русской группой на разные фестивали и даже встреча с самим Харикешей Свами в Бостоне, который вернулся из восточной Европы с какой-то личной целью и рассказывал о своих мега-проектах в России и даже согласился дать посвящение одной девочке балерине из Нью-Йорского балета, танцевавшей по контракту, которая, узнав о Харе Кришна, бросила все и стала мыть храмовые туалеты. Но вот старшие преданные сказали, что не уверены, что она читает 16 кругов, а поскольку они не уверены, то рекомендацию дать не могут. Она проревела всю ночь, а Гуру уехал на следующий день. Но мы не теряли духа, поскольку нам объяснили, что инициации надо долго ждать, надо к ней готовиться, чем мы и занимались.

ПАРАДЬЮМНА, АНИРУДХА И ДРУГИЕ

воскресенье, 7 августа 2011 года

Одной из таких акций стала уличная санкиртана в вечернем Нью-Йорке. Для привлечения посетителей мы вытащили на улицу стол, видео-магнитофон, телевизор и поставили кассеты Прабхупады, разложив книги. Телевизор действительно привлекал прохожих и некоторые из них стояли как заворожённые по несколько минут и любовались как Прабхупада сидит на вьясасане и рассказывает духовные вещи. Потом мы к ним подходили, предлагали купить духовные книги и многие соглашались. Люди расставались с пятью долларами и, довольные, уходили.

Однажды на горизонте появился два странных человека, которые уставились в телевизор и стали с интересом обсуждать увиденное. Я подумал, что эти совершенно разные люди могут обсуждать с таким интересом. Один показался мне слишком утонченной, артистичной натурой с серёжками в ушах, драгоценными камнями на пальцах, с чересчур аристократическим лицом, второй же, напротив, выглядел как университетский профессор, в строгой консервативной одежде, и по артикуляции было понятно что это очень интеллектуальный и воспитанный человек. В общем, пара была вполне экзотической даже для достаточно пёстрого Нью-Йорка. Я сделал первый выпад со словами “Вы когда-нибудь читали книги Прабхупады?” и смело протянул им биографию Гуру. Они сказали: “О да, конечно”. Я им сказал: “Эту Вы точно не читали, эта биография вышла не так давно”. Они с интересом взяли книгу и стали разглядывать картинки и обсуждать присутствующих там персонажей, как будто знали их.

Меня крайне шокировал вид и поведение незнакомцев и я сказал им: “Объясните мне, в конце концов, что происходит”. Через какое-то время выяснилось что передо мной были Бхакта Джана, один из самых одиозных и неформальных учеников Прабхупады, и один из легендарных пандитов Прадьюмна (кстати, его сына звали Анируддха). Они сами встретились друг с другом буквально за полчаса до этого и не виделись уже как минимум десять лет, шли по ночному Бродвею, вспоминали старые добрые времена, а тут Прабхупад из телевизора и какие-то странные русские перцы, убедительно предлагающие предаться. В общем все это выглядело крайне романтично и было похоже на сказку.

Потом мы, конечно, их пригласили на нашу Нью-Йоркскую явочную квартиру, им очень понравился прасад, который я готовил и публика, которая собиралась на нама-хатте. Прадьюмна стал частенько захаживать. В общем, будучи глубоко погруженным в постоянное изучение чего либо, ему очень нравилась моя забота и неподдельный интерес к Сознанию Кришны.

умереть, чтобы жить

встреча с гуру

понедельник, 8 августа 2011 года

Прадьюмна рассказывал очень много интересного о Прабхупаде, о книгах Бхактивинода Тхакура и вот однажды он сказал мне, что в Нью-Йорк приезжает ученик Шридхара Махараджа — Шрила Говинда Махарадж, очень продвинутый Садху и что его Гуру был очень близким другом Прабхупады и они ещё вместе с Прабхупадой приходили в гости к Шридхару Махараджу.

Я сразу же решил, что обязательно встречусь со Свами, но, будучи членом русской группы ИСККОН, не преминул спросить разрешения у храмовых авторитетов. Их негативная реакция и ответ меня шокировали, но это возбудило еще больший интерес в моем сердце, поскольку к тому времени я уже всерьез подумывал о том, что без духовного учителя я вряд ли смогу продвинуться в своей духовной жизни и чтение книг Прабхупады и общение с Прадьюмной и с другими преданными дали свои результаты. Я захватил с собой одного друга, Гришу — русского парня, который всё время спорил о значении писаний с авторитетами ИСККОН. Он был гораздо опытней меня, в совершенстве читал на английском, жил при храмах ИСККОН и был выдворен за дурной и спорный характер. Итак, мы отправились на запретные программы.

Автомобиль с Говиндой Махараджем опаздывал более чем на два часа. Собралось очень много преданных, хотя место было никудышное. Я ещё тогда сам подумал, как у организаторов хватило ума привезти Гуру в столь труднодоступное и неподходящее место, ведь я знал в Нью-Йорке много хороших точек, где встреча могла пройти «на ура». Приехал серый микроавтобус и из него вышли трое. Вернее, двое в шафране поддерживали, как мне тогда показалось, какую-то женщину в платочке. Потом в вечерней темноте я разглядел доброе лицо Говинды Махараджа в очках, и действительно какая-то неземная природа делала его больше похожим на добрую бабушку, чем на какого-то строгого мужчину-монаха. Они провели его в зал, люди кланялись и давали ему цветы и гирлянды, он с любовь принимал их и когда сел, начал говорить на индийском английском, но очень мягко и застенчиво. Он говорил с глубокой любовью о Прабхупаде и о Гуру Махарадже, поскольку в зале было много старых преданных из ИСККОН. Он сидел и говорил подобно непосредственному ребенку. Некоторые женщины в зале не могли сдержать слез, царила совершенно неземная обстановка и я поймал себя на мысли, что никогда еще не встречал столь удивительного проповедника.

ПЕРВЫЕ ВОПРОсЫ

вторник, 9 августа 2011 года

По завершению хари-катхи Шрила Говинда Махарадж просил задавать вопросы, но люди смущенно молчали. У меня были очень для меня тогда важные вопросы, я поднял руку и сказал: «У меня такой вопрос, если человек не следует всем 4-м регулирующим принципам и не воспевает 16 кругов мантры, что с ним произойдёт? Даст ли ему Кришна шанс попасть в духовный мир после смерти или заставит рождаться вновь?». Он оживился и очень трепетно стал рассказывать истории о преданности, о том, как один брахман забрал у мясника Шилаграма Шилу и начал поклоняться Ему по всем стандартам, но Шила пришел к нему во сне и сказал, что когда он был в качестве гири у преданного мясника, ему нравилось качаться на его весах. Он сказал: «Мне нравилось, как он мыл меня каждый день после работы и клал спать в старую коробочку, завернув в кусок тряпки подобно одеялу, а ты мне бормочешь какие-то свои непонятные мантры, но у тебя даже нету капли того чувства, которое испытывал ко мне мясник, любя меня как свою самую ценную гирю, поэтому отнеси меня обратно и отдай моему преданному».

Затем он рассказал о проститутке, которая подносила дешевое кхичри Госпожу Джаганнатху и когда брахманы увидели, что божество испачкано кхичри, им сильно досталось от старшего священника за нарушение стандартов, но Господь во сне пришёл и объяснил, что брахманы здесь не при чём, и что, вкушая, он просто не успел помыть рот. Тогда брахманы стали следить за тем, кто же приносит столь прекрасное подношение, но были поражены, увидев что все это предлагает простая проститутка из увеселительного квартала. Видя её любовь и преданность, Господь принимает её подношения.

Я помню всё, как будто это было сейчас. Я задал ещё несколько вопросов и был полностью шокирован и очарован личностью Гурудева. Когда лекция закончилась, я сказал Прадьюмне, что нахожусь в полном шоке и мечтал бы увидеться с Гуру ещё раз, когда он приедет в Америку. Прадьюмна сказал, что второго раза может и не быть, он нашёл для нас с другом места в машине и сказал, что Говинда Махарадж будет ночевать сегодня в Нью-Джерси в доме преданного, которого звали Джая Рам. Он был старым учеником Прабхупады и музыкантом и с радостью согласился принять Говинду Махараджа, потому что до ашрама Гири Махараджа было 6 часов езды. Так, вместе с Прадьюмной мы попали в дом Джая Рама, чтобы пообщаться с Гурудевом на утреннем даршане, который, как мне объяснили, он даёт каждый день в четыре утра. Мы очень удивились, что нас посадили принимать прасад с Сагар Махараджем, Гири Махараджем и другими старшими преданными, которых мы не знали, прямо на полу. Помимо нас было еще более десяти человек. В четыре утра, как и было обещано, Гурудев вышел в гостиную, мы стали общаться, вернее, я опять начал задавать вопросы, а он отвечал очень внимательно и последовательно объясняя вещи, которые нас волновали.

знакомство с гири махараджем

четверг, 11 августа 2011 года

После посвящений Гурудев пошёл принимать прасад и отдыхать, а нам с другом почему-то хотелось бежать. У нас были мешочки с четками и фотографии Гуру и мы поспешили откланяться перед хозяевами, выбежали на улицу и только там поняли, что мы в Нью-Джерси, а рейсовый автобус, как сказали соседи, ходит раз в три часа. Обстоятельства вынудили нас вернуться.

Нас накормили прасадом, дали нам книжки, адреса храма в Индии, и так мы познакомились с Гири Махараджем. Поначалу Гири Махарадж показался мне очень весёлым человеком и я пригласил его на нама-хатту в Нью-Йорк. Он согласился и жил у меня несколько дней, рассказывал мне про книги Шридхара Махараджа, я даже купил у него весь набор и спросил что лучше начать читать. Он сказал прочитать «Шри Гуру и Его Милость». Я прочёл и был глубоко шокирован этой книгой, я даже не мог представить сколь глубокое духовное сокровище есть в этой невзрачной с виду книжке. Я спросил как её написали, он сказал что был один преданный, который записывал Шридхара Махараджа и у него много кассет. Этот преданный, Госвами Махарадж, составил ещё другие книги Шридхара Махараджа. Я спросил как с ним можно пообщаться, Гири Махарадж сказал, что сейчас это невозможно, он на другом побережье.

инициация

среда, 10 августа 2011 года

В конечном итоге к семи утра сделали перерыв на завтрак и я услышал что в девять будут инициации. Я сказал Прадьюмне, что надеюсь в следующий раз, когда он вернётся в Нью-Йорк, я тоже смогу попросить у него инициацию, и Прадьюмна сказал: “Зачем ждать следующего раза, если ты видишь что он твой Гуру, проси прямо сейчас”. Я был очень изумлен его словами, но почему-то поверил и мы с другом подошли и я стал рассказывать Гурудеву о себе. Говорил что уже больше года читаю 16 кругов и изучаю книги, хожу на санкиртаны и в храм, пытаюсь следовать принципам, правда не всегда получается и надеюсь что он прольёт на меня милость. Гурудеву очень понравились мои слова. Он обнял меня, и я почувствовал, что это мой самый родной человек в жизни. Он согласился дать инициации и сказал — готовьтесь.

Мы чудом нашли дхоти, буквально отняв их у каких-то преданных, поставили тилаки и вот начался процесс. Нам сказали, что нужно просто протянуть руки и слушать и ничего не говорить. Индус-слуга по имени Расабди действовал очень быстро и умело, а мы были как неуклюжие роботы, слегка парализованные, но, судя по всему, Расабди хорошо знал свои обязанности, помог поставить тилаки, одел туласи и сказал что чётки дадут на инициации, покупать их не нужно. Саму инициацию я почти не помню, все было как-будто во сне или словно меня ударили мешком по голове, помню только звон Махамантры в ушах и доброе лицо Гурудева, а потом ещё какие-то приятные, совсем тонкие ощущения, но они сразу же быстро прошли.

ПРЕДАТЕЛЬСТВО

пятница, 12 августа 2011 года

В общем, так мы и жили с Гири Махараджем какое-то время в моей комнате, но с деньгами было совсем туго, поскольку я совсем забросил попытки моего небольшого бизнеса, да к тому же меня выгнали из ИСККОН, назвав предателем, и сказали моим близким друзьям что если они будут общаться с предателями Прабхупады, то сами будут предателями. В общем, я, конечно, сейчас их понимаю, они хотели как-то удержать паству, но всё это было очень жестко и совсем без анестезии, а от этого больно и обидно, в особенности за «предательство» Прабхупады.

Единственное, что я мог сказать в оправдание, что постараюсь открыть альтернативную проповедническую миссию, чтобы таким, как я, было куда податься. Теперь я понимаю, что если бы глупые немцы приняли бы Гитлера в художественную академию (а ведь он так хотел рисовать), может быть, не было бы ни второй мировой войны, ни Бухенвальда, да и Сталин бы с Черчиллем были бы вовсе не союзниками, а воевали бы друг с другом. Как говорят эскимосы: обиженный олень может и медведя съесть.

Тогда я еще не знал, что наша дружба с Гири Махараджем пройдет через разные стадии и вообще не мог представить что через двадцать лет я стану Ачарьей вайшнавской миссии и обращение «Махарадж» для меня будет примерно как «братан». Типа:
— Как к вам обращаться?
— Ну, зовите меня просто «Авадхут Махарадж», без всяких там «Его Божественных Милостей».

эффект гири

суббота, 13 августа 2011 года

Потом получилось так, что Гири Махарадж стал конфликтовать с преданными, а вернее ему очень хотелось , чтобы они как-то поняли, что они здесь лидер и саньяси. Аудитория, которая приходила к нам на нама-хатту была либо совсем новой и ещё не приученной к паданию ниц лицом на пол, либо это были люди, у которых с этим ассоциировались лучшие годы, проведённые со Шрилой Прабхупадой, поэтому ни те ни другие как-то не выказывали Гири Магараджу особого почтения, а его это напрягало. В общем, постепенно те, кто раньше захаживали, сказали мне: «Извини, но когда этот старший приезжает, не звоните нам, а вообще ты классный парень и хорошо готовишь, так что если будут более либеральные встречи, как старые добрые времена, с удовольствием зайдём».

В общем, с Гири Махараджем не клеилось, хотя скажу, что мы съели с ним фунт лиха и бедствовали вместе. Помню, как под новый год не было денег, у меня появилась оригинальная идея заработать бабло на новогодних ёлках: как говорится, товар ходовой, как вода в пустыне. С оптовки в Нью-Джерси переехал через Гудзон, пристроился на незанятом пятачке в богатом районе и пуляй к себе с наценкой 50 $ за новогоднюю сказочную радость. Итак, мы с Гири Махараджем скупили пару десятков ёлок на последние деньги и стали приторговывать.

Махарадж был совсем бедно одет, и я, будучи опытной нью-йоркской рыбой, знал как можно найти хорошую вещь недорого. Так, помню, всеми правдами и неправдами вымутил ему куртку из гортекса с капюшоном аккурат в его размер. Зимой в Нью-йорке бывает чертовски холодно и Гири Махарадж даже в этой куртке, и в оранжевых рейтузах и дхоти мёрз.

Мы работали допоздна, но ёлки продавались плохо, потому что я только сейчас понимаю, как это нужно было делать. Надо было, конечно, не выставлять их из микроавтобуса во второй половине дня, а, как другие нормальные торговцы, арендовать маленький дворик и хранить там ёлочный запас, чтобы люди понимали, что ёлки здесь. А мы вместо этого появлялись с этими ёлками как невидимки и могли впарить их случайным покупателям, ну а те, конечно, понимали, что мы пираты и отчаяно торговались. Так закончилась наша ёлочная эпопея, но часть товара зависла и пришлось её раздать бесплатно уже под самый Новый год.

КАНАЛ

АШРАМ ГИРИ МАХАРАДЖА

воскресенье, 14 августа 2011 года

Вспомнил, был ещё у Гири Махараджа близкий друг Гокулананда, парень в очках, он всегда где-то работал, хотя особо много бабла у него тоже не было. Очень он любил гири Махараджа, а тот его, прямо как встретятся, сядут и могут так три-четыре часа говорить про ИСККОН. Я тоже был, конечно, немного подорван, но понял что это у них любимая тема и не мешал. Ещё была Лила Сундари — блаженная, которая жила при Гири Махарадже. Она была умственно отсталой дочкой из богатой семьи, которой некогда было заниматься и она была совершенно классной, когда ела правильные таблетки. И Гурудев её тоже очень любил, видимо с прошлой жизни была каким-то брахманом ну а там что-то произошло и пришлось ей родиться в таком теле с проблемами, но какое-то сукрити невероятное в ней присутствовало и даже шизофрения не могла выбить из неё сознание Кришины.

В общем, это и был так называемый “Матх Гири Махараджа”, думаю, что таким же он и остался: небольшой дом в Нью-Джерси в шести часах езды от Нью-Йорка, который он купил на каком-то аукционе за копейки и отважно восстановил своими руками. Лила Сундари, как вечная спутница, и Гокулананда, который иногда приезжал разговаривать об ИСККОН-е, но нечасто. При этом Гири Махарадж удивительным образом умудрялся поддерживать себя в духовной форме, поклонялся Гирираджу, читал книги и время от времени звонил Гурудеву. Ничего плохого не могу о нем сказать, хороший преданный, разве только очень ему хотелось, чтобы люди как-то посерьезней относились к его сану и, в принципе, это, конечно, раздражало, но не было чем-то невыполнимым. Но то ли эти люди были не совсем искренние, или им было скучно в такой тусовке… в общем, долго в Нью-Джерси никто не задерживался: поживут какое-то время и “сливаются”.

КИРТАНАНАНДА СВАМИ

понедельник, 15 августа 2011 года

Потом получилось так, что Гурудев приезжал в Нью-Йорк ещё один или два раза, и мы делали для него проповедническую программу. С Гири Махараджем мы встречались всё реже и реже, а я стал похаживать в Глент Поинт — храм преданных Киртанананды Свами, который держал один преданный по имени Адвейта: у него была жена и 14 детей, а он после отсидки вышел и решил предаться Богу. В принципе, у него было своё здание в достаточно стрёмном районе, дом на 8-10 квартир с помещением на первом этаже. Квартиры он
сдавал, как правило, преданным, а в храм приезжали разные преданные, в основном из Нью Вриндавана, но ребята были достаточно либеральные, из старых прабхупадовцев, ну и очень хорошо относились к таким, как я.

На программах было весело, правда, у них были стрёмные непонятные фишки: то мурти Христа в храме, то некоторые саньяси одевались народе монахов-францисканцев, с туласи на шее и капюшонами. Да и сам Киртанананда появлялся время от времени, помню как-то зашел он в храм со своей собакой-поводырем и дал лекцию о том, что если бы обладал преданностью Кришне как та его собака, то был бы самым счастливым человеком в мире. В общем дядька был очень открытых широких религиозных взглядов, и, поскольку, пытался внедрить сознание Кришны в другие религиозные движения, то мы часто тусовались то с суфиями, то с индейцами, курившими трубку мира… В общем, был неплохой калейдоскоп для познавания разных конфессиональных идей и, судя по тому, что американцы вполне привыкли к смешению суши и бургеров, через Киртанананду идеи о Кришне действительно проникали в разные религиозные движения.

ВТОРОЕ ПРИШЕСТВИЕ

вторник, 16 августа 2011 года

Стоит, наверное, рассказать о втором приезде Гурудева, а приехал он, наверное, года через два. К тому времени я уже дружил с Адвейтой, Киртананандой, ну и, конечно, держал подпольную нама-хатту в Нью-Йорке, на которой частенько собирались Нью-Йоркские неформалы типа Прадьюмны, Бхакты Джона, Расикананды и других. В общем, Гурудев планировал своё второе турне и Гири Махарадж сообщил нам, что если мы организационно подключимся, то Гурудев готов остановиться в Нью-Йорке на пару дней на пути из Лондона в Сан Франциско. Я подумал, что это очень здорово, и с радостью согласился поучаствовать и даже попросил Гири Махараджа доверить мне поиск проповеднической площадки и организацию программы. Тот согласился, поскольку жил в шести часах езды от Нью-Йорка и не особо в нём ориентировался. Я, конечно, поделился этой мыслью с Бхактой Джоном и Адвейтой, мол: где можно провести проповедническую программы? Ну Адвейта и говорит: а чего думать где провести? Давай у меня в церкви, где я бомжам прасад готовлю. Я говорю: а это ещё где? Ну он и рассказал, что получает финансовую гос. поддержку из городского бюджета на работу с малоимущим населением и арендует кухню у одной либеральной церкви, которая находится прямо в центре андеграундного Нью-Йорка и там же раздаёт прасадам бомжам и наркоманам два раза в неделю. В общем, типичная схема Фуд-фор-лайфа, но оплачивает всё это городская казна. Не понимаю как он протащил через свой благотворительный фонд такую программу, но она работала у него достаточного успешно: в бомжах и наркоманах в Нью-Йорке недостатка нет, тем более в центре Гринвич-виллейджа. Но все были довольны, в том числе церковь и чиновники.

Я пошёл смотреть площадку. Интересный такой протестантский храм, построенный, судя по всему, в 19-м веке, с высокими потолками, отделан деревом в эдаком викторианском стиле. Деревянный паркет, всё покрашено в белый цвет, никаких икон, скамейки, кафедра. На сцене стоит трёхметровый белый крест, наверху — какой-то венец из колючей проволоки. В общем-то, интерьер нам сразу же подошёл. Я представил Гурудева сидящим на этой сцене, ну и прикинул, что пара ярких индийских тряпок быстро заглушат протестантский антураж, ну а крест только добавит пассионарности и укажет на широту наших взглядов. Да и попы мне понравились. Они были, очевидно, представителями сексуальных меньшинств, и к приезду индийского Гуру отнеслись с большим пониманием. Вспомнились слова Бхактивинода Тхакура, который сказал, что в мире построено уже очень много храмов, а задача преданных — это правильное наполнение. Собственно, с этим никто и не спорил, поэтому часто я себе говорю: люблю Америку, в том числе и за то, что там живёт много людей с достаточно широкими взглядами, и, к тому же, вполне беззлобных, что сложно сказать о нашем продвинутом славяно-арийском социуме.

Вот и настал тот драгоценный день, когда Гурудев наконец-то приехал в Нью-Йорк и мы увидели его во второй раз. Я уже подготовился как следует, купил плеер с кассетной записью и пригласил всех своих знакомых кого только знал. В своих шафрановых одеждах на чисто белой сцене с трёхметровым крестом Гурудев выглядел абсолютно как ангел. Говорил, как всегда, проникновенно, с любовью, и сразу же завоевал любовь всех собравшихся. Даже неформальные попы, хозяева церкви, слушая его кивали с одобрением и улыбались. Из Гурудева лился какой-то очень тонкий поток и, хотя не могу сказать, что всё что он говорил было многим понятно в силу его достаточно простого бенгальского английского, смешанного с сотнями изречений из священных Писаний, но триста человек в зале сидел как загипнотизированный. Лекция закончилась, начался киртан, Гурудев пел и даже начал танцевать и все — от рьяных Кришнаитов до священников-неформалов — пустились в пляс, находясь в каком-то невероятном полутрансе.

Затем начался пир, это уже не был обед для бомжей-неформалов, это был прекрасный прасад, сделанный Адвейтой и его сыновьями и женой для удовлетворения Шрилы Гурудева. Шриле Гурудеву тоже очень понравилось, в особенности когда ему предложили макароны с сыром и вилку. Он взял её уверенно в кулак и стал цеплять ей макароны, которые были связаны между собой сыром и бесконечно тянулись подобно телефонным проводам. Мы пустили по кругу поднос и люди щедро бросали доллары и сыпали мелочь. Поднос наполненный мелочью, однодолларовыми бумажками и скомканными пятерками, проплыл мимо трансцендентного взора Гурудева, но так до него и не дошёл. Адвейта сделал мне знак, что пора платить по счетам. Мы подбили кассу и получалось, что за прасад и аренду нужно было добавить ещё баксов сто пятьдесят. Я добил из своих и радостно вернулся на пир. Потом я спросил Гурудева доволен ли он программой. Он сказал, что очень, что ему даже макароны понравились, а ещё очень аккуратно и тактично спросил: не забыли ли мы случайно где-то поднос с пожертвованиями? Я сразу же объяснил Гурудеву, что мы собрали долларов сто пятьдесят, и я ещё доплатил в церковь столько же. Он быстро всё понял и в шутку сказал, что это как в былые времена, с ним тоже такое случалось. Я только потом понял, зная его ближе, что такое Гуру-пранами, и какова их неприкосновенность. Ведь эти средства, которые пожертвовали люди, должны были пойти Гурудеву — тогда они получили бы ещё больше сукрити. Но не было в то время, как говорится, ни денег, ни опыта ни понимания.

В общем-то, лекция опять превзошла все наши ожидания, но Гурудев оставался в Нью-Йорке недолго, и планировал после остановки в Нью-Джерси у Гири Махараджа посетить Детройт, где жила очень замечательная Индийская семья: Суреш Дургам Прабху и его супруга, и они вроде как пообещали принять Гурудева и устроить ему шикарную проповедническую программу в среде Индусов.

искренность непобедима

ПРИЕЗД ОТЦА

среда, 17 августа 2011 года

Я сразу же понял, что мне нужно больше личного общения с Гуру, чтобы всё понять, потому что каждый раз, когда я слушал его проповедь он каким-то образом отвечал на сотни духовных вопросов, скопившихся в моём страждущем уме, причём не оставляя мне ни капли сомнения в истинности учения Вайшнавизма. К тому времени я уже умудрился “запарить” своего старшего брата Стаса и даже своего отца, который жил какое-то время в Америке, но потом, не увидя никакой перспективы, вернулся в Россию и работал в своём кооперативном семейном кафе “Аист”, где другие “Аисты” (Аистовы) из нашей семьи выгрызали его мозг. Поэтому когда он услышал меня, захлёбывающегося от вдохновения, когда я рассказал ему о Гуру, об Индии, о сознании Кришны и о том, что он срочно должен приехать чтобы получить посвящение, он не стал мне задавать лишние вопросы, а просто сел на самолёт и прилетел в Нью-Йорк. Ведь он первый в семье познакомил нас с вегетарианством и йогой и уже слышал от своих друзей, учителей английского и йоги, много разных историй о настоящих индийских мудрецах и гуру. Поэтому, узнав что я получил посвящение у настоящего гуру и что он прилетает из Индии в Нью-Йорк, он бросил все свои дела и отправился в путешествие, предвещающее безграничные духовные перспективы. К тому же перед этим, незадолго до отъезда в Россию, он посещал с нами ИСККОН-овский храм и даже ездил в Вашингтон на ратха-ятру, куда мы с нашими друзьями-индусами и с русской группой преданных из ИСККОН приехали толпой на микроавтобусе и останавливались в вашингтоновском храме.

И вот вместе с мои другом-художником, моим братом и отцом мы пустились в незабываемое авто-путешествие в Детройт. В пути время пролетело быстро: слушали лекции, читали, обсуждали духовные темы. Остановились у друзей-преданных из ИСККОН, которые жили недалеко от Детройтского храма ИСККОН. Мы посещали утренние даршаны Гурудева и другие запланированные в Детройте программы.

детройтский храм

четверг, 18 августа 2011 года

Трудно поверить, что преданные могли приобрести столь уникальное имение столь чудесным образом: Детройтский храм располагался в имении миллиардера Фишера, построенном во времена рассвета автомобильной промышленности, пришедшемся на 20е-30е годы прошедшего столетия. Потом была великая депрессия, послевоенный кризис, и к семидесятым из некогда процветающего города богатых белых, Детройт превратился в нищий город бедных чёрных, который славился уже не своими автомобильными концернами, а гангстерами и рэпом. Между наркотиками и пособием по безработице, местное население активно увлекалось песнями и плясками, создавая неповторимые музыкальные стили, от джаза до хип-хопа. К тому же, город особо не славился своим климатом, поэтому богатеи постепенно стали съезжать за город, а иные перенесли свои бизнесы в штаты где потеплее, и Детройт остался городом-призраком с преимущественно чёрным населением. Но преданных это не особо смущало, потому что в семидесятые там было кому проповедовать, к тому же приехавшему сюда Шриле Прабхупаде сразу доложили, что “вот памятник архитектуры и продаётся вроде как почти за копейки: 200 или 300 тысяч долларов”. А ведь семейство Фишеров потратило на строительство этого дома бешеные деньги. Туда внутрь даже заплывала яхта, поскольку сам Детройт находится на берегу большого озера (почти как Петрозаводск; это я так, почему-то вспомнил — я был там в армии).

В общем-то Шрила Прабхупада был молодец и его лозунг “Всё лучшее — Кришне” не был попыткой оправдать собственный фетишизм, столь свойственный современным практикующим. Божества были потрясающими, а мурти Шрилы Бхактисиддханты, установленное рядом с ними на алтаре в прекрасном тронном зале вносило особый вкус в процесс поклонения. Ведь когда Шрила Прабхупада говорил “Всё лучшее — Кришне”, он не шутил. Он действительно предложил своему Гуру столь прекрасное подношение.

Да, вот ещё интересный момент. Когда Прабхупад прилетел в Детройт, у него уже были достаточно серьёзные ученики. И когда Прабхупаде показали это здание, он посмотрел всё очень внимательно, а потом обратился к своим преданным, среди которых был Амбариш из семьи Форда, и просто убедительно сказал: “Get it!”. Типа, “Берите!” Ну вот они и взяли.

При храме был вегетарианский ресторан Говинда, а сам храм существовал на пожертвования от туристов, ведь туда их возили пачками в автобусах, как в музей, рассказывая про памятник арихитектуры, о Прабхупаде, про Кришну, а потом кормили в вегетарианском ресторане. В общем, как ни странно, народ уезжал жутко довольный, с пачками книг, на свою Миссисипщину, Орегонщину и Пенсильванщину. Да и руководство храмовое было очень либерально: санньяси заезжали туда редко, поэтому Шрилу Гурудева приняли там подобающим образом, а президент и ещё несколько преданных ИСККОН попросили у него кто вторую, а кто первую инициацию. Гурудев пролил свою беспричинную милость и на вопрос “Что нам теперь делать?” очень спокойно сказал: “Продолжайте служить Шриле Свами Махараджу и поддерживать столь прекрасный храм”. Гурудев очень любил Свами Махараджа (Шрилу Прабхупаду), а Свами Махарадж любил его. Поэтому у него даже мысли не было о перетягивании кадров и попытке создать оппозицию. На вопрос “А что делать с теми, кто против Чайтанья Саравсат Матха” он очень спокойно ответил: “Если преданные не оскорбляют вашего Гуру и не разрушают вашу веру в него, а также не следуют апасиддханте, вы вполне можете общаться с такими преданными, вне зависимости от того, к какой вайшнавской миссии они принадлежат”.

виктор победоносец (виджай раман)

тысяча ответов - тысяча вопросов

суббота, 20 августа 2011 года

Так получилось, что индийская программа, широко разрекламированная принимающей стороной, индусами, не была столь успешна как нам бы всем хотелось. К тому же Сагар Махарадж, который ассистировал Гурудеву, сделал им приличную взбучку за то, что на домашних Божествах они решили показать лотосные стопы Радхарани. Он долго кричал что-то на хинди и на английском, типа: ”Лотосные стопы Радхарани может созерцать лишь только Кришна!”. Ну и в общем то ли индусы ожидали какого-то фокусника, то ли просто были не готовы напрямую к чистому сознанию Кришны, но так, проведя пару программ, тихонько рассосались. И каждое утро с Гурудевом мы были почти одни, целую неделю.

Хотя сам Суреш Дургам, хозяин дома, провёл совершенно первоклассный вайшнавский приём: омыл стопы Гурудева как дорогого гостя, разместил его в прекрасной комнате и действительно был очень религиозным и верующим человеком, который до сих пор, даже в преклонном возрасте, приезжает в Навадвип поклониться Гуру и Вайшнавам. В общем-то он сам и его жена и были центром программы: очень мягкие и смиренные люди. А чтобы мы не ездили через весь город на даршан, он разрешил нам ночевать в гостиной около комнаты Гурудева. Так что Гурудев каждое утро выходил в четыре утра и давал нам даршан. Там был Гурудев, его слуга Расабдхи, Сатья Сундар — такое имя получил после инициации мой брат и победоносный — Виджай Раман, и, может быть, сам Суреш. Поэтому я спросил Гурудева могу ли я задавать ему вопросы. Он сказал: конечно! Тогда я совершенно искренне достал только что изданную книгу “Шри Гуру и Его Милость“, которую мой отец напечатал даже прежде чем получил инициацию, которую читал с карандашом в руках, и пошёл по меткам. Гурудеву, конечно, подход очень понравился, когду он увидел зачитанную книжку Гуру Махараджа, поэтому с каким-то даже азартом он стал отвечать мне на все вопросы. А потом дал понять, что сознание Кришны — не интеллекуальный процесс, и одной только гьяны недостаточно: “Все эти сакральные вещи будут раскрываться тебе по мере необходимости, в служении”. Меня как будто бы осенило. Тогда я изменил вектор волпросов и сказал: “Гурудев, а как я могу вам служить?” Гурудев улыбнулся и продолжал отвечать на мои вопросы. Конечно же, моё сердце было захвачено его ответами, и конечно, Сатья Сундара и Виджай Рамана тоже.

Ну а Суреш Дургам сиял подобно солнцу, потому что видел, что стал свидетелем столь прекрасной трансформации и чувствовал, что участвует в каком-то важном процессе.

в доле с богом

понедельник, 22 августа 2011 года

ТВ общем-то, после Детройта Гурудев полетел дальше в Калифорнию, а мы вернулись в Нью-Йорк полностью окрылённые, но без копейки денег. И, тем не менее, несмотря на отсутствие средств, мы не впадали в уныние, а составляли планы по спасению человечества.

Так уж у меня в жизни получилось, что всё, чем я обладаю и всё, что у меня светлого произошло — произошло у меня по милости Гуру и Господа. И это вовсе не какая-то красивая агитация — просто у меня всегда была какая-то внутренняя вера, что Господь защитит и не оставит в беде, поэтому я не унывал даже в самых трудных жизненных ситуациях, а уж после сознания Кришны так вообще потерял страх, поскольку понял, что всем управляет друг, то есть Кришна, который дружелюбен ко всем живым существам. Ну и, конечно же, со свойственной всем Кришнаитам лёгкостью, я простил всем свои мирские долги, начиная от арендодателей, и заканчивая департаментом дорожного движения. Иными словами, у меня не было времени и желания платить кармические долги, ибо сама мысль о спасении человечества и о распространении сознания Кришны будоражила воспалённый юношеский ум, ну а идей, как вы понимаете, было более чем достаточно.

В те славные времена у меня была своя уличная галерея картин, деятельность моя была примерно такой: у меня было с десяток художников, которые рисовали картины совершенно разных мастей, от декоративной копии “Сикстинской капеллы” Микеланджело до совершенно сумасшедших творческих абстракций, которые, как ни странно, тоже продавались. В общем-то, продавая картины на улице, я научился говорить по-английски почти без акцента, отвечать по два часа на одни и те же идиотские вопросы типа “А что здесь нарисовано?” и понял одну очень важную вещь: в продажах искусства продаётся не само искусство, а эмоции и переживания, которые испытывает продавец в отношениях с клиентом. Ну и, конечно, ещё одной вещи я научился, которую иногда забываю в своём слегка зажравшемся состоянии: это терпеть и ждать. Когда ловишь серьёзную большую рыбу (а продавать дешёвые картины мне сразу же быстро надоело), так вот: большая рыба клюёт редко , но метко. Поэтому иногда на то, чтобы “высидеть” хорошую продажу уходили недели. И бывало так, что в кармане уже ни копейки, даже есть не на что, а ты говоришь себе сам: терпеть и ждать и молиться. И тут как будто бы награда с неба: какой-нибудь безумный покупатель, который только что купил дом, мечтает превратить его в тёплое гнёздышко. И тут, в двадцатый раз проходя мимо меня, сидевшего с кучей картин у закрытой витрины магазина, он понимал, что единственное, чего ему не хватает в жизни — так это красоты и гармонии. В общем-то, клиенты, как правило, были люди достаточно интересные, и, хоть, конечно некоторые и пытались “отжать” бедного уличного художника, но я, в общем-то всегда давал довольно щедрые скидки, типа картины это же не ордена за отвагу: берите, мы ещё нарисуем!

Ну и вот: после того, как я получил посвящение, мне как-то особенно начало везти и я, будучи старой Нью-Йоркской лисой, облюбовал себе классное местечко для дневной работы (лет пять я работал, продавая картины и плакаты днём и ночью, без выходных и проходных). И, помимо насиженной точки рядом с музеем современного искусства, за которую пришлось изрядно повоевать то с неграми то с ирландцами, я нашёл новое местечко: это была церковь святого Варфоломея, которая находилась в самом центре финансового Нью-Йорка на пересечении парк-авеню и пятидесятой улицы, напротив всемирно известной гостиницы “World of Astoria“.

В общем, место было самым что ни на есть “рыбным”: старинная церковь со старинным двором, выходящим прямо на гостиницу и эдакой площадочкой со ступеньками ведущими в этот двор, ну прямо сам Господь, а вернее, его слуга-архитектор, который строил эту церковь, как будто бы специально построил это место для моей уличной галереи. Естественно, сначала я принёс совсем немного картин, и закинул удочку. Интуиция не обманула: рыба была очень серьёзная, покупала по-крупному — банкиры, богатые туристы, дамочки с карликовыми собаками… В общем, серьёзные люди, ну и стремящийся к прекрасному средний класс, готовый потратить несколько сот долларов, чтобы повесить что-то оригинальное у себя в комнате.

Ну и вот, через пару дней моей “пристрелки” появилась бабушка из церковного руководства, типа: “молодой человек, это вы что, облюбовали церковный двор тут?”. А я ей отвечаю:
— Мадам, стремление к прекрасному — вполне Божественное качество. К тому же я отпугиваю местных бомжей, и если у вас во дворе не будут картины, значит, на этих ступеньках будут сидеть бомжи и просить милостыню.

Дама оказалась вполне сообразительной и великодушной, ей понравился находчивый паренёк, торгующий искусством. В общем, мы разговорились и она предложила мне легализоваться, уплатив небольшую аренду церкви за использование двора. В общем-то, я сразу же понял, что это милость свыше, и особо не стал жадничать, сказал, что готов отстёгивать несколько сот долларов в месяц, да ещё и присматривать за Божественным имуществом. Так мы подружились. Оказалась типичная ситуация: церковь святого Варфоломея оказалась памятником архитектуры, где всё было круто, но по каким-то причинам не было главного священника и она переживала свои не самые лучшие времена с духовной точки зрения. Проповедники были средней руки, старые прихожане из белой знати были крайне консервативны, а молодёжь особо завлечь было нечем. В общем-то, типичная схема, говорящая о том, что танк — это не железо, а люди, которые в нём находятся.

Ну вот так я и стал партнёром Господа Бога, но в какой-то момент во мне родилась совершенно потрясающая идея: я понял, что пользуюсь лишь ничтожно малой частью большого двора, выходящего прямо на Парк-авеню, и что, если “подмутить” других арендаторов с какими-нибудь матрёшками и безделушками, то можно сделать неплохой крафт-маркет, который привлечёт гораздо больше народа и даст неплохую аренду. Салли (мадам из церкви) почему-то сразу же поверила в мой энтузиазм и сказала, что если церковь получит дополнительные деньги, в которых нуждается для поддержания памятника и оплаты персонала, то правление будет только радо.

К тому времени я прекрасно ориентировался в ситуации с уличными художниками и продавцами крафта: очень быстро набрал арендаторов и мой первый энтерпрайз, типа “Джорж (так меня звали), Господь и апостолы” заработал безотказно, как автомат Калашникова. Церковь получила свою долю, Салли была счастлива, а у меня появилась возможность расплатиться с кое-какими кармическими долгами и появились деньги на спасение человечества, правда, конечно, не так много. Но я почувствовал силу благословения Гурудева, ведь всё это началось сразу же после инициации, поэтому я полностью отдавал себе отчёт, что всё это милость Кришны и нужно использовать деньги по назначению, то есть проповедовать.

Церковь святого Варфоломея: церковный дворик был удобен не только для отдыха, но и для торговли высоким (искусством)

Стрит-арт в Нью-Йорке.

Протесты Нью-Йоркских художников.

воскрешение повешенного

четверг, 25 августа 2011 года

Я, наверное, неслучайно стал Гуру, всё-таки, хотя, конечно, с трудом ассоциирую себя с каким-то мудрецом, говорящим какие-то жизненно важные вещи, но всё же способность увидеть в людях их возможный потенциал и давать им какие-то жизненно важные установки была у меня ещё с юношеских лет, это можно назвать лидерством или как угодно. Помню, была у меня одна знакомая девушка, которая была очень толстой, но при этом крайне симпатичной. И вот как-то мы с ней встретились и я ей говорю:

— Хватит жрать! Посмотри на себя! Ты же очень красивая, но вот эта полнота тебе совсем не к лицу.
Она говорит:
— А что мне делать? Не могу себя контролировать!

Хоть убейте, не помню, что я ей наговорил, но после этого девчонка взялась за ум и похудела на тридцать пять килограмм. Вот себя очень трудно заставлять что-то делать, а других — запросто. Как это кто-то сказал: мы заставим тебя пить нектар! Ну и представьте: в один день я встречаю своего старого друга и работодателя — Валеру Фридмана, который, можно сказать, отчасти спас меня в Нью-Йорке, взяв на работу когда я только приехал. У него было загибающееся кафе с идиотским, но модным для американцев названием “Glasnost”, находилось оно в Гринвич-виллейдже, было расписано русским художником Боковым.

Совершенно потрясающий типаж — Костя Боков, который говорил на совершенно ужасном непонятном русско-английском диалекте, но был крайне очаровательным творческим сумасшедшим и прекрасно известен во всём Нью-Йорке своими наивно-примитивными картинками. Но главный прикол — что хитрый русский крестьянин продвигал себя очень хитрым образом: он сам себе разрисовал одежду и, как все русские люди, по привычке менял её очень редко, поэтому очень хорошо запоминался ну и на всяких там арт-веченринках и культурных мероприятиях рисовал тут же, на месте, карикатурные портреты людей в своём лубковом стиле, ну, а народ их охотно покупал по двадцать долларов. Поэтому Косте хватало денег на жизнь и на небольшую квартику в Бруклине, ну, а тут он ещё расписал кафе моего работодателя, и, вероятно, как земляк, взял с него за это пару копеек и пару пирожков. Только сейчас понимаю, что поставить в сферу обслуживания, за стойку кафе такого недавно прибывшего из России идиота, как я, было смертельной для бизнеса ошибкой.

Выглядело это так, как будто узбек притворяется, что прекрасно говорит по-русски, но при том ничего не понимает и, улыбаясь, умеет говорить лишь только одного слвово: “Да!”. В общем-то, Валера был добрейшей души человеком, полным неудачником, хоть и всем сердцем и душой болел за ресторанное дело и за русскую кухню, но все его проекты шли под откос, словно паровозы, пущенные партизанами. Но, судя по всему, он был такой же, как и я, неунывающий энтузиаст, поэтому не циклился на ошибках и не делал из них выводы.

Единственное, что он умел делать — так это считать деньги, причём мог это делать не хуже академика Перельмана, и, поскольку его фамилия была Фридман, то его математические способности были врождёнными или даже точнее сказать генетическими. Он, кстати, прекрасно относился к йоге, Кришне, Индии, и даже какое-то время умудрился протусоваться в каком-то Нью-Йоркском майавадском ашраме. В общем-то, мужик был хоть куда, прекрасно разбирался в кулинарии и мечтал внедрить в американское сознание русский хот-дог. Для жителей регионов поясняю, что хот-дог — это амриканская национальная еда типа фаст-фуд: булка, куда закладывается горячая сосиска, а сверху — горчица, капуста и всякая дребедень. Так вот: Фридману почему-то казалось, что именно русский хот-дог должен завоевать бесконечно гибкое американское сознание, ведь ту же самую сосиску можно не положить в булку, а, чёрт побери, завернуть в блин! А потом ещё обвалять, как котлету в сухарях, и поджарить во фритюре. И вот, Валера мечтал запатентовать своё великое изобретение и стать кем-то вроде Рональда Макдональда: поить Американцев квасом и кормить блино-сосисками. Но, увы, как говорит Бхагавад Гита, лучше исполнять свой долг плохо, чем чужой — хорошо. Вместо того чтобы стать финансовым аналитиком типа Джорджа Сороса, он безуспешно пытался распостранять сосиски во все стороны света.

Ну, так вернёмся в его кафе. Пока он мечтал о сосисочной империи, я успешно распугивал клиентов, то проливая чай, а порой просто не понимая, что эти американцы говорят, потому что нескольких заученных фраз типа: “Чем я вам могу помочь?”, “Спасибо большое”, “До свидания” и “Не за что” — явно не хватало, чтобы работать в американской сфере обслуживания, даже в столь нелепом кафе, как “Glasnost”. В этом кафе был один плюс: там можно было купить русские значки и плакаты, но этот плюс скоро закончился: бывший житель Украины, который приносил их нам на реализацию, быстро “прочохал”, что товар ходовой и открыл напротив нас русскую лавку с сувенирами и, в лучших традициях американского бизнеса, помог нам окончательно пойти на дно. Так вот: по сути дела так я и пустился в самостоятельное плавание по улицам Нью-Йорка. Хотя Фридман и попытался благородно пристроить меня на работу в пекарню к своему американскому другу, но, как вы понимаете, душу предпринимателя и авантюриста не могла удовлетворить перспектива печь булочки вместе с неграми из Гаити, и я сделал отчаянный шаг: вышел на большую тропу Нью-Йоркской улицы. Вскоре, став матёрым волком в уличной торговле сувенирами и плакатами, я перешёл на картины, а потом стал организатором своей арт-крафт выставки.

И вот, возвращаясь после работы с чётками в руках, прямо у центра парка я встречаю своего старого другоа и работодателя, похожего на сумасшедшего, бредущего в непонятном направлении. Я радостно ему кричу: “Куда путь держишь, Валера, дорогой!” а он смотрит на меня стеклянными рыбьими глазами, будто бы не замечая меня, и говорит: “Да вот, никуда, вообще-то вот решил зайти в парк — может, там повеситься удастся”. Видя, что что-то с ним не так, я сказал:

— Господь с тобой, в парке не вешаться, а гулять надо! Пойдём подышим свежим воздухом!
В общем, идём, а он мне рассказывает:

— Так мол и так, после того, как закрыл кафе, наехала налоговая, насчитала неоплаченные налоги, ну, и поставила на карандаш. Короче, теперь я должник Государству, на учёте в кредитной комиссии: ни бизнес толком не откроешь, ни на работу не устроишься, а даже если устроишься, то будешь всю зарплату отдавать государству за долги. Жена — американка, юрист — тоже работу потеряла. Короче, труба, не знаю что делать! Такое ощущение, что хоть в петлю лезь!
Так сказал Фридман, и искренне посмотрел на старое тисовое дерево, мимо которого мы проходили, как будто бы хотел понять, выдержит ли его сук, на котором он пристроится и забудет все печали и уже никому больше не будет должен.

— Ты это брось даже думать! Мне как раз нужен такой работник, ну и компаньон, как ты. У меня тут рыночек, своя арт-выставка, ну а учёт и менеджмент, сам знаешь, у меня хромают.

В общем-то, через некоторые время Фридман оживился и принял моё предложение, как тонущий хватается за спасательный круг. Мы ещё долго говорили о Кришне, о душе. Он соглашался, что Кришна есть, и что душа бессмертна, но, конечно, новость о новой работе грела его душу куда больше, чем идея бессмертия. И я его понимаю: ведь когда у тебя где-то глубоко заела заноза, сконцентрироваться на трансцендентном крайне трудно. Да и веру нужно иметь очень глубокую.

Так что Фридман вышел на работу, а я получил прекрасного счетовода, пастуха и поводыря, а главное — искреннего трудоголика, каких в России точно не найдёшь и днём с огнём.

осень, или как я пришел в сознание кришны

среда, 7 сентября 2011 года

Это случилось примерно за год до “Воскресения повешенного”. Дело было осенью. Осень — странная пора. Если говорить об этапах жизни, то это время пожинать какие-то духовные реализации. Но недаром сказано: что посеешь — то и пожнёшь. Вот и хотел рассказать, как я начал “сеять”. Причем, фактически с первого дня.

А произошло это так. В моей художественной когорте, которая сотрудничала со мной чисто из безвыходности и в попытке хоть что-то заработать, ибо продажа искусства на улице не предвещала особой славы и денег, но была прекрасным “подгоном” для творческих амбиций и экспериментов: “продюсер” всегда предоставлял незадачливому художнику холст, кисти и краски, и ему оставалась всего лишь малая доля — вдохнуть в материю своё живое колоритное изображение, но, как ни странно, это оказалось непростым делом.

Труднее всего — это придумывать картины, сюжеты, а вот нарисовать — это дело техники. Самая большая проблема у русских художников — это, конечно, цвет. Открытый, яркий цвет, который так привлекал американских покупателей, совсем не привлекал русских художников. Им нравились какие-то охристые серые полутона. В общем-то, я только сейчас понимаю, почему психиатр, приглашая к себе на приём больного, даёт ему ручку и карандаши и говорит: “Рисуйте”. На вопрос психа “что?” опытный доктор, улыбаясь говорит: “Что хотите или о чём думаете”.

Ну вот так и я, подобно психиатру, выдавал своим коллегам холст и краски, и они рисовали; как правило, что хотели. В целом, мы, конечно, обсуждали, что американским покупателям нравится русский конструктивизм, типа Кандинский, Малевич. А иногда и соцреализм тоже, например, матросы в тельняшках, обнимающие пухлых дам в рабоче-крестьянских косынках. Всегда на ура шла классика. Но если честно, мы этим занимались уже когда совсем не было денег, ибо мой девиз был таков: “Если хочешь проявить гения — создай ему условия для работы и не мешай”. Но как известно, гении не валяются на дорогах (за исключением Диогена, жившего в бочке и великих святых, которые предпочитают не разговаривать с прохожими). Кстати, они же — древние греки — считали, что гений — это не человек, а состояние, когда того или иного человека посещает божественное откровение, а автор является лишь медиумом и проводником. Но всё же, есть талантливые люди, склонные считать, что то самое откровение посещает именно их. И таким человеком оказался художник грузинской национальности, в советские времена живший в Риге и Москве, которому какие-то знакомые художники посоветовали найти меня.

Встретившись со мной на моей уличной точке на Парк Авеню, он рассказал, что только что приехал из России, какие-то русские друзья-эмигранты из Аптауна приютили его в Гарлине, сидит он совершенно без денег, но готов рисовать все что угодно и за любые деньги. Зная все тяготы уличной жизни, я тут же подсказал ему несколько мотивов, типа “вот это купят наверняка”. Он согласился, и мы поехали покупать холст и краски. В магазине выяснилось, что он хочет купить большие холсты, потому что крупные работы для интерьеров покупают дороже и быстрее. Кисти он особо брать не стал: сказал, что ему бы мастихин (ланцет для наложения краски) и пару скребков. Перед тем как высадить его с холстами из машины, я предложим ему перекусить. Когда он спросил где, я ответил: да сейчас забегу в корейское “Дейли” — и вернусь.

Корейское “Дейли” — работающий 24 часа мини-супермаркет, который находится в Нью-Йорке на каждом углу. Как правило, его держит семья корейцев, и отличительная его особенность — в нём всегда стоит раздаточная линия с уже готовой едой от салатов до паштетов, которая продаётся по весу. Я набрал какой-то куриной дряни с рисом себе и своему новому коллеге, быстро вернулся в машину и сказал: “На, ешь”, и тут же с аппетитом стал лопать свою порцию. Я немного удивился, что он с какой-то брезгливостью стал есть только салат, а курицу совсем не тронул. Я еще тогда посмотрел на него и сказал: “Ты чё, не голодный что ли?” А он мне — как-то смущенно: “Да я вообще-то мяса не ем”. Я ему в ответ: “А, вегетарианец. Я тоже в детстве был вегетарианцем. Меня отец учил, он йогой занимался”, — сказал я, предложив ему сигарету. Ведь помимо салатов, я купил два бумажных стаканчика хорошего кофе, а кофе без сигарет, как понимаете, — деньги на ветер.

Так мы расстались, а я должен был заехать через три дня, поскольку время на творчество было крайне ограниченно. Чтобы выжить в жестких условиях капитализма и продавать картины по уличным ценам, даже хороший художник должен пахать, не разгибая спины.

И вот через три дня я приехал и сказал: “Ничего себе — что это за фигня?” Он показал мне три большие абстракции, нарисованные в технике мастихино, но помимо интересных цветовых пятен, они были графически процарапаны скребками. В принципе, работы ошеломили меня своей неожиданностью и цветовыми решениями, совершенно не свойственными русским художникам.

“Ну что?” — спросил он и вкрадчиво посмотрел мне в глаза. — “Продастся?” Я почесал голову и сказал: “Только Господь Бог знает, что продастся, тем более в Нью-Йорке”. А потом вспомнилась фраза одного миллионера, который вешал лапшу на уши людям по телевизору, рассказывая, как продавал какое-то дерьмо. И чтобы подбодрить своего полуголодного товарища, я сказал ему уверенным голосом прямо как тот миллионер из ток-шоу: “Мой друг, в Нью-Йорке продается всё!” Он настолько мне поверил, что даже на какое-то время успокоился и сказал мне: “А можно, я на выходные поеду с тобой? Все равно холст и краски закончились…” Я говорю: “С таким товаром двинем в Сохо (нью-йорский район галерей). Там народ больше западает на всякую абстракцию. Может быть, там быстрее продастся”.

Ну и вот мы уже оказываемся в даунтауне рядом с Вест-бродвеем и выставляем картины из моего прославленного полуубитого полицейского фургона, который я приобрел за копейки по счастливой случайности. И поскольку он предназначался для перевозки арестованных, то от водителя его отделяла прекрасная железная решётка, которую не могли сломать даже нью-йоркские негры, а в самом фургоне, естественно, не было окон, но были прекрасные специальные замки на дверях, так что не убежишь. В общем, тачка для перевозки заключенных, хочу сказать, — это прекрасное средство передвижения для тех, кто занимается барыга-йогой и мобильными продажами и хочет хранить весь свой товар, не перекладывая его из машины в склад, в особенности когда у тебя нет склада.

И вот, выбрав важный стратегический угол на центральной улице, кишащей пафосными дорогими галереями и ресторанами, мы расставили свои картины так, чтобы их было видно со всех сторон. И использовали угловое помещение, в котором строился очередной модный бутик, и то, что мы прислонили картины к его фасаду, рабочих совершенно не волновало.

Арт-рыбалка — это дело такое: очень трудно придумать, еще труднее продать. Порой сидишь с видом кота из мультфильма “Шрэк” и смотришь, как мимо тебя проходят разные толстосумые парочки и умиленно шепчутся, разглядывая то картины, то тебя, а ты набираешься наглости, глубоко вдыхаешь, подходишь и говоришь:

— Мадам, на этой картине известный русский художник изобразил свои переживания, связанные с музыкой и лесом. (Или любую другую ахинею, которая приходит в голову, когда очень хочется что-то продать).
— Ах, как мило! Скажите, а где он учился, как его зовут, откуда он?
Ну а ты типа:
— Мадам, он из Санкт-Петербурга, закончил художественную академию по классу игры на виолончели и только в каком-то глубоком своем переживании он понял, что он — художник.

И дальше начинаешь рассказывать про цвет, краски, технику. В итоге очевидно только одно: люди любят покупать истории и вещи, связанные с ними. В особенности, чтобы рассказывать гостям: “А вот эту картину мы купили у русского художника. Здесь он нарисовал свою музыку”. Звучит, конечно, немного бредово, но сама идея, что музыку можно нарисовать, как-то подсознательно людей очень вдохновляет.

Хотя, иногда бывает так, что людям совершенно пофиг, что ты им говоришь. Человек просто смотрит на картину и говорит сам себе вглубине сердца: “Она так прекрасно подходит к моему красному кожаному дивану!” А твои песни тут вообще не в счет. В итоге, как клиенты-лирики, любящие песни об искусстве, так и клиенты-циники, приобретающие искусство, подходящее к их диванам, порой любят поторговаться, чтобы “отжать” хорошую цену.

Я знал, что у меня и моего подопечного совсем плохо с деньгами и был готов расцеловать любых клиентов и сделать любые скидки. В итоге так и произошло. Работы были хорошие, клиенты оказались тоже. Они были счастливы увидеть самого художника. Мы, конечно же, дали им хорошую скидку, и в общем-то получили в руки где-то тысячу с лишним долларов, и как говорил великий комбинатор, лед тронулся. Бессо (так звали моего грузинского друга) был вне себя от радости, а я — от гордости. Надо сказать, не случайно: удалось “впарить” картины по первому классу, и вот мы уже сидели в дешевом греческом дайнере (ресторанчике), и я говорил своему другу: “Греки классно готовят, почти грузинская еда: салат с брынзой, печеная картошка с маслом и сыром”. В общем-то греки всегда знали в еде толк, поэтому не зря наряду с корейцами, китайцами и индусами захватили свою нишу и заполонили весь Нью-Йорк маленькими греческими ресторанчиками.

В “Большом Яблоке” (Нью-Йорке), когда у тебя есть деньги, ты чувствуешь себя прямо как червь, который радостно вгрызается в яблочную мякоть, тем самым прокладывая себе светлый путь к самой середине экзотического фрукта, так горячо полюбившегося не только Творцу, но и первосозданной парочке. Мы ели, праздновали победу и обсуждали творческие планы. В итоге мой друг признался, что уже задолжал огромную кучу денег друзьям и знакомым и попросил меня дать ему большую долю, чем договаривались. Я тут же согласился, и мы начали работать.
Бессо достаточно лихо рисовал большие картины, а я неплохо их “впаривал”. Но деньги на краски, аренду и жизнь утекали подобно реке, и мы, как все обитатели материального мира, жили пресловутой иллюзией того, что может быть когда-нибудь мы выберемся с нью-йоркских улиц в шикарные стеклянные галереи-салоны и наши картины будут покупать толстосумы уже за другие деньги.

Так вот, с чего же я начал? С осени? Это особая пора года, когда природа показывает свою зрелость и мудрость. В человеческой жизни, наверное, это особый период духовной зрелости, когда ты понимаешь Сократа и Платона, а бессмертие души, описанное в Бхагавад-гите, осознается тобой как некая подлинная, реальная перспектива перехода в мир, где все наполнено неземным великолепием. Только как говорится в народной песне, “вряд ли, друг мой милый, мы с тобой увидим эти дни”. Ведь по статистике огромное количество людей не доживает до старости: катастрофы, катаклизмы, болезни, алкоголь и наркотики не щадят ни звезд, ни политиков, ни авантюристов, ни зашуганных домохозяек, которые переходят улицу исключительно на зеленый свет. В соответствии со вселенским законом кармы, смерть приходит к каждому из нас, абсолютно непредсказуемая. Редко к кому она приходит по заказу, тем более, по его собственному. В общем-то, как говорит японский самурай Ямамото Цунетомо, каждый человек умрет, но забывает об этом и бессмысленно цепляется за жизнь, думая, что эта вечная истина относится ко всем, кроме него.

Итак, у осени есть еще одно достаточно очевидное свойство: осенью идет дождь. А во время дождя картины плохо продаются или не продаются вообще. А иногда в Нью-Йорке дождь может зарядить на неделю, как и произошло в ту осень. Мы сидели и сосали лапу. Деньги почти закончились. Оставались какие-то копейки, но, как на зло, в редкие промежутки между дождем клиентам не хотелось подолгу задерживаться у картин. К тому же, с приходом нового мэра копы стали активно гонять уличных художников. Поэтому даже в свободной стране приходилось менять вечернюю дислокацию, а днем на Парк Авеню пузатые яппи (“белые воротнички”) не особо хотели задерживаться, чтобы разглядывать искусство. Мы были в явном кризисе, а Бессо, который любил одалживать еще не нарисованные картины, позвонил и сказал, что лэндлорд (хозяин) попросил его съехать, так как нашел более стабильного арендатора, и мне пришлось приютить его на своей квартирке.

Апейрон. Виссарион Бакрадзе

Сохо, Нью-Йорк.

Стрит-арт в Сохо.

Дождь в Нью-Йорке.

Школа Хакуина. Виссарион Бакрадзе

Выставка в Нью-Йорке.

Уличный художник в Сохо.

«По стопам Авадхута Махараджа».

Осень в Нью-Йорке.

Продажа картин.

HDR-фото осеннего Нью-Йорка. Трей Рэтклифф.

ОТКрОВЕНИЕ ДЖОКЕРА

суббота, 10 сентября 2011 года

Для меня Бессо всегда был немного странным парнем: не ел мясо, курил, но не выпивал, и вообще мне казалось, что он что-то недоговаривает, знает что-то, что не знают другие. В нем была какая-то тонкая восточная мудрость, которую я чувствовал, но не мог уловить.

Однажды я увидел у него на полке книжку с Прабхупадой и спросил его: “А это что ещё за индийский дед?” Он как-то смутился и сказал мне: “Это не дед, а великий индийский гуру Прабхупада”. А я ему в шутку: “Так бы сразу и сказал! Гуру — это хорошо!” Но что такое гуру, я и сам толком не понимал, только в детстве слышал от отца истории о йогах. Но он как-то сразу замял тему и явно держал меня в неведении.

Через него я познакомился с еще одним парнем Славой, который жил через три улицы от нас и работал супервайзером (менеджером по зданию) у одного итальянского домовладельца, которого звали Лени Криспино. Домовладелец был сыном итальянского гангстера, который умер не своей смертью и оставил сыну неплохое наследство. В отличие от предприимчивого папочки, который, судя по фамилии, был явно авторитетом средней руки, Лени боялся абсолютно всего, от налоговой до полиции, но больше всего он боялся расстроить свою жену, которая, будучи бесплодной, вместо детей лелеяла маленьких карликовых собак и как тень везде преследовала своего мужа.

В общем-то, Слава, которого Лени подобрал где-то на улице, был в целом очень неплохим парнем, но как любой русский человек, был склонен к крайностям. Иногда он бегал 20 километров в центральном парке, иногда часами жал штангу, иногда ел какие-то странные таблетки вроде циклодола и димедрола, а иногда чисто по-русски бухал до умопомрачения, а после этого мог пойти в бассейн и практиковать глубокое ныряние и задержку дыхания. В общем, очевидно было, что парень искал себя, причем очень разносторонне.

Сначала Слава мне понравился, и только потом я стал потихоньку замечать, что у него не совсем все дома. В общем-то, это была буквальная правда: родственников у Славы не было, он был детдомовским и в Америку, так же как и многие, попал совершенно случайно в лихие 90-е. Слава мечтал сделать себе американские документы, но это отдельная история.

Часто Слава и Бессо немного украдкой от меня беседовали на каком-то странном наречии, вроде:
— Да, приезжала целая команда Прабху, ну и прасад, и киртан был нормальный.
— Они были прабхупадовцы?
— Да нет, вроде какие-то другие, скорее всего, ученики учеников.
— Ну а такой-то Дас там был?

Ну и все в таком духе. В общем-то я не мог понять: то ли они говорят на каком-то тарабарском языке, то ли я чувствую себя героем фильма “Киндза-дза”, который попал в другой мир и совершенно не ориентируется в чатланах и гравицапах и не понимает, что такое КЦ, не говоря уже о своей аббревиатуре во вселенной.

В общем-то, так и было. В те времена Вселенная казалась мне абсолютно пустой, незаселенной, а крохотная планетка Земля виделась единственнным местом, где среди множества городов есть один прекрасный город Нью-Йорк, вот только для того, чтобы достичь там счастья, нужно много работать, чтобы зарабатывать много бабла. Хотя, если честно, такая картина мира меня в глубине души полностью не устраивала, ведь было совершенно очевидно, что счастье не в деньгах, но поскольку не было других альтернатив, мир казался бессмысленным хаосом, и в этом хаосе для Бога и духовности совсем не оставалось никакого места. Бог был очень далеко и совершенно непонятно, где, когда и зачем.

Тем не менее, перемещаясь по улицам — “горячим точкам” Нью-Йорка — я время от времени натыкался на кришнаитов. В первый раз я увидел санкиртану где-то на Бродвее среди множества модных магазинов для альтернативной молодежи, музыкальных лавок и баров. На фоне панков и хиппи кришнаиты выглядели весьма оригинально. Они били в тарелочки и крутились, воспевая Маха-мантру.

Я спросил своего негритянского друга: “А это ещё кто?” Он мне сказал: “Харе Кришна”, но на этом “подвис” и больше ничего не смог ответить. Потом одному моему “другу” подарили на день рождения Бхагавад-гиту. Он был достаточно надменным парнем сутенерского характера, к тому же подрабатывал фотомоделью, и читать философские книги было явно не в его планах. Но сделав умное лицо — типа он во всё врубается — он подарил книгу мне со словами: “Очень древняя и мудрая книга”. Я полистал Гиту, но не освоил ни санскрит, ни философский английский, хотя картинки (!) мне понравились.
В другой раз я отправился на 14-ю улицу (дешевая барахолка для латиносов) купить какого-то барахла для дома подешевке и там наткнулся на брахмачари, стоявшего со столиком с книгами. Он хитро поманил меня к себе и предложил мне ознакомиться с трансцендентными произведениями всего за 20 долларов. Я не планировал расставаться с такой суммой, поскольку был на мели, но охотно приобрел брошюрку за доллар. Но придя домой, забросил ее куда-то на полку. Итак, хоть Кришна и бродил вокруг меня и заманивал меня еще с самого детства то танцами, то книгами, я совершенно не замечал Его знаков и корабль моего материального “я” дрейфовал в бесконечном океане выживания и призрачных иллюзий.

Но в Нью-Йорке настала осень, и я подумал, что какое-то внутреннее тепло, о котором я прежде не подозревал, стало каким-то странным образом греть меня изнутри. Я находился на пороге какого-то открытия и интуитивно чувствовал, что должны произойти какие-то перемены.

У меня был приятель, которого впоследствии я прозвал “самый вонючий астролог”. Он свято верил в астрологию, делал всем знакомым бесплатные предсказания, а вот кличку “вонючий астролог” получил за то, что то ли назло американской культуре, то ли для того чтобы сохранить древнеславянские корни, то ли чисто по советской привычке он свято совершал омовение один раз в неделю, а в остальное время от него пахло потом и носками. Но это совершенно не мешало ему быть классным парнем и делать астрологические прогнозы.

Так вот, он предсказал мне великое будущее, связанное с Венерой. Сказал, что у меня будут преображения и трасформации. Но я, естественно, свел его великие пророческие предсказания к банальной идее того, что скорее всего продвинусь на поприще арт-бизнеса и может быть даже открою свою собственную галерею.

ПЕрВОЕ СОПРИКоСновеНИЕ

воскресенье, 11 сентября 2011 года

Осень становилась всё холоднее, рано темнело, и, как я уже говорил, в связи с непогодой и каким-то божественным невезением денег становилось всё меньше и меньше, и все больше и больше тянуло к непознанному. Сердце предвкушало, что разгадка тайны бродит где-то совсем рядом. То как-будто стучится в дверь, то кажется, что ночью звонит телефон, и какие-то совершенно странные цветные сны с невероятными воспоминаниями (говорить о которых было бы полным безумием). Но роковое чувство близкого соприкосновения с Истиной хоть и присутствовало, но было совершенно непонятно, что это за Истина, как она выглядит и можно ли её попробовать.

Мое волнение стали замечать окружающие. А я назойливо выпытывал у Бессо какие-то вселенские факты. Он не особо рассматривал меня как кандидата на Харе Кришна и был достаточно скуп в разъяснении философских взглядов о вечном. Меня это ещё больше подзуживало изнутри, ведь я понимал, что он знал что-то ценное и важное, что я даже сформулировать не могу — только знаю, что знаю, что он знает, и от этого становилось как-то не по себе, даже немного жутко. А жутко оттого, что весь мой маленький обывательский мирок висел на волоске вместе с его местечковыми представлениями о комфорте и человеческом счастье, таком как утренняя чашка кофе с сигаретой, горячий сэндвич с бужениной, поход с девушкой, новые ботинки и судорожная мечта о светлом богатом будущем, в котором есть свобода для творчества и самовыражения.

Всё это рухнуло, как башни-близнецы 11 сентября. Единственное, мой личностный обвал произошел где-то в начале ноября, когда долгим осенним вечером, размышляя о смысле жизни, я докучал Славе и Бессо своими идиотскими эзотерическими вопросами. Слава посмотрел на меня глубоко посаженными внутрь глазами, как будто пытаясь просверлить меня насквозь. А потом сказал Бессо:

— Слушай, да дай ты ему “Бхагавад-гиту” — пускай читает.
Тогда Бессо ответил ему спокойно:
— А ты уверен, что оно ему надо?
А Слава ему в ответ:
— Да захочет — разберётся, а не разберется — ну и нормально, значит так оно и должно быть.
— Э-э, подождите, что это вы за меня решаете? В чём я должен разобраться или не разобраться? Что это он мне должен дать?
Бессо сделал гримасу, которая, казалось бы, говорила Славе:
— Ну зачем ты беспокоишь дураков!
Но Слава, движимый какой-то неведомой силой, был как будто на моей стороне. И отвечал ему:
— Да пускай читает! Что тебе, жалко что ли?
Бессо тут же смутился и сказал:
— Да нет, не жалко. Конечно, пускай читает.
Тогда я решил вмешаться в свою судьбу и сказал:
— Что я должен читать?
Слава наивно продолжал:
— А что, про Бхагавад-гиту не слышал что ли?
Я сделал умное лицо, как будто я в теме, и сказал:
— Ну почему же не слышал — слышал. Только я её не читал — вернее, листал.
Слава продолжал уговаривать своего друга:
— Я дам ему свою на русском, если хочешь.
И я сказал:
— Конечно, хочу.
Слава отправился домой, а через некоторое время принес мне затёртую “Бхагавад-гиту как она есть” и гордо сказал:
— Ну вот тебе Гита, а я её уже постиг. Так что теперь постигай и ты.

Я поблагодарил Славу, взял Гиту и вернулся домой. Бессо уехал куда-то к друзьям, так что я вполне мог спокойно уйти в себя. Я сел за свой антикварный письменный стол, которым очень гордился и который нашел на офисной помойке в супердорогом районе в полусломанном состоянии и лично заклеил эпоксидной смолой. Так что он был почти как новый и вполне пафосный. А чтобы мой стол казался еще солиднее мне самому и редко заходящим посмотреть картины клиентам, я купил себе настольную лампу за сто с лишним долларов, которая выглядела гораздо более пафосно, чем её цена.

Сидя за столом, я начал книгу с самого начала. Вступление меня глубоко поразило. А вот начало первой главы пошло совсем туго: какие-то странные имена, поле битвы… Тем не менее, я дошёл до описания души и был настолько шокирован, что стал перечитывать это заново несколько раз подряд. Я перечитывал сакральные шлоки о душе вновь и вновь и чувствовал, как они звучат в моей душе. Моя сущность ликовала. Никогда в жизни я не испытывал столь глубокого удовлетворения, счастья и покоя.
Было уже поздно, я прилег на диван и уснул с книгой в руках. Всю ночь мне снились какие-то приятные сны, я что-то читал и цитировал, но совершенно не помню, о чем это было. Наутро я опять стал читать, просидел с книгой весь день. Каждая шлока, каждая идея полностью ошеломляла меня, и я был вынужден перечитывать вновь и вновь, поскольку не мог уловить смысл с одного прочтения. Я жадно прочитывал каждую шлоку по нескольку десятков раз, и чем больше я читал, тем глубже улавливал ее незримый сакральный смысл. От этого сердце ликовало, но ум оставался крайне непослушным. Но не соглашаясь со своим умом, я перечитывал страницу за страницей, продвигаясь черепашьими шагами.
Сразу же хочу сказать, что Гита полностью выбила меня из рабочего режима. Мне хотелось уединения, и я часто уходил в парк; когда работал — тоже брал Гиту с собой, и тот факт, что интересующихся картинами было мало, меня вовсе не раздражал, а наоборот: я читал на улице, в кафе, за едой. Я был настолько поглощён Гитой, что казалось, позабыл о всех проблемах и невзгодах, а отсутствие денег меня вовсе не пугало. К тому же, время от времени были какие-то незначительные продажи, и хватало на очень скромную жизнь. Но когда я соприкоснулся с великим богатством Гиты, скромная жизнь оказалась замечательной платформой для духовного развития.

инструкция как жить

вторник, 13 сентября 2011 года

Как профессиональный авиазаяц, облетевший полмира, я помню наизусть почти все авиаинструкции, начиная с “Ladies and gentlemen, this is captain speaking” и заканчивая “При разгерметизации салона сначала наденьте маску на себя, а потом — на ребёнка”.

Решение вполне рациональное: начать спасать собственную душу, а потом уже окружающих. Вот и получилось так, что, прочитав Гиту, я почувствовал непреодолимое желание действовать. Меня очень вдохновила последняя фраза Кришны, где Он говорит: “А теперь, Арджуна, постигнув это высшее знание, сам определись, как ты готов действовать”. Но в отличие от Арджуны, которому в принципе всё было понятно, в моей искренней голове была какая-то сумятица, пока я не добрался до последней страницы, где было написано, как предлагать пищу и как делать четки. Я фактически в один день перестал есть мясо и через какое-то время бросил курить, а прочитав книгу “Совершенные вопросы, совершенные ответы”, которая была легче и понятнее, я был полностью вдохновлен и принял её советы как практическое руководство к действию.

Мои действия были незатейливые, но вполне конкретные. Сначала я отправился в китайский район, чтобы купить там бусы, из которых можно сделать четки, как говорилось в инструкции в конце книги. Вернувшись и вооружившись ниткой и иголкой, я понял, что быстро сделать четки не удастся и что это займет как минимум пару дней. Поэтому я решил перейти ко второй части инструкции — йоге предложения пищи.

Специального алтаря у меня не было, я приготовил подношение, установил книгу с изображением Кришны, и, уже не помню точно как, пытался предложить Господу свою стряпню.
В это время появился Бессо. Он был несколько шокирован увиденной сценой и ещё больше удивился, увидев, что на моем столе на полотенце валяется целая куча бусин и лежат начатые четки. Он спросил:

— Ты это зачем?
Я показал книгу и сказал, что так написано у Прабхупады, и я тупо действую по инструкции. Он сочувствующе посмотрел на меня и сказал:
— Если хочешь повторять мантру — я тебя научу, но эти китайские бусы не прокатят. Нужны чётки из Туласи, их можно купить в храме.
Я посмотрел на него широко открытыми глазами и спросил:
— А что, есть храм? (В смысле, что же ты раньше мне не сказал?)
Он как-то замялся — видно было, что он не хочет мне объяснять какие-то нюансы — и пробурчал:
— Просто ты не был готов — вот я и не говорил. А сейчас готов — поедем в храм, затаримся.

Бхагавад-гита как она есть.

Совершенные вопросы, совершенные ответы.

Радха-Говинда, или Как бывшая синагога может стать проявлением Голоки Вриндавана

среда, 14 сентября 2011 года

Я не антисемит, мне даже нравится порой имитировать одесский еврейский говор, например: “Хлеб имеет место быть?” Но оказалось так, что, когда закочилась эпоха расцвета ИСККОНа и начался застой, преданные с фешенебельного Манхэттена переехали в негритянский район Бруклина, где купили здание бывшей синагоги. Само по себе здание было, конечно, классное, ничего не скажешь. Но райончик оставлял желать лучшего, поэтому я был несколько удивлён, когда нам пришлось сесть на метро и мотнуться в Бруклин.

Первое, что я почувствовал, войдя в храм — запах прасада: аромат топленого масла гхи, пряностей и ещё какого-то тонкого элемента, неразличимого для грубых человеческих чувств.
Бессо сказал:

— Давай сначала зайдём в алтарную. Вот здесь нужно снять обувь, а когда зайдешь внутрь, сначала нужно поклониться Прабхупаде, потом — Божествам Радхе-Говинде.

Я последовал за Бессо в храмовую дверь и оказался в полумраке. В достаточно приличном зале без окон было всего несколько человек, которые созерцали высвеченный алтарь и тихонько повторяли мантру. Напротив алтаря в конце зала была прекрасная резная вьясасана, где молча сидел Шрила Прабхупада. Бессо распростёрся перед великим Гуру, и я последовал его примеру.

Затем я увидел на стенах картины — те самые иллюстрации из Гиты и Шримад-Бхагаватам, только не принты, а настоящие масляные оригиналы. Они были подсвечены специальной подстветкой и завораживали своей магией и красотой. Казалось, что персонажи вот-вот начнут двигаться. Многие сюжеты были мне неизвестны, но я был ошеломлён их реалистичностью и божественностью. Больше всех мне запомнился Нрисимхадев, разрывающий демона Хираньякашипу.

Картин было много, но Бессо оторвал меня и сказал:
— Давай подойдём к алтарю.

Я был глубоко шокирован внутренними переживаниями и чувствовал, как по телу бегают мурашки, и меня захватывают волны каких-то волшебных ощущений. Я ничего не смог ответить, просто кивнул в ответ, успев лишь промямлить: “Да, конечно”.

Последовав за Бессо, словно несмышленый ребенок, я оказался у алтаря, и вдруг произошло чудо. Повторяющие мантру встали, воскликнули “Джай!” Заиграла неземная музыка “Говиндам ади-пурушам”. Появился пуджари, одетый в белоснежное дхоти и чадар на голое тело, зазвенел колокольчик и открылись двери алтаря. Я увидел Радху и Говинду, столь глубоко любимых Шрилой Прабхупадой. Они были прекрасно одеты в богатые, сверкающие серебром и золотом одежды, расшитые драгоценными камнями. Божества были украшены гирляндами из живых цветов, Их лица были исполнены любви и сострадания, и на какую-то тысячную долю секунды я почувствовал, что они живые, но ум тут же опроверг это сердечное чувство, стал говорить: “Так они же мраморные”. Но и ум не смог выдержать напора красоты и вслед за чарующими звуками “Говиндам ади-пурушам” устремился за взмахами чамары и веера. Запахи благовоний окончательно опьянили меня, а капли воды, которые попали мне на голову во время пуджи, показались мне эликсиром бессмертия. Я даже не представлял, что человек может ощутить такое блаженство от того, что его кто-то просто обрызгает.

Так я наслаждался всем сердцем, созерцая облики нью-йоркских Божеств, а Им наверное было очень прикольно смотреть из алтаря на мою глупую ошеломленную физиономию. Но судя по всему, Они были уже привыкшими и оставались величественными и безмятежными.

Не могу вспомнить сейчас, сколько времени длился мой первый даршан. Скорее всего, мы покинули алтарную сразу после вечернего арати и попали в сказочный мир храмового магазина. Там было буквально все, от Божеств до кхантимал из Туласи в золоте и серебре. Книги, одежды, украшения, индийские плакаты, открытки — все это было прекрасно представлено, поэтому я даже не знал, с чего начинать. Бессо достаточно быстро собрал для меня комплект молодого бойца, в который помимо четок и кхантимал, входил ещё и мешочек. Он показал мне, как засовывать руку в мешочек и вытаскивать палец. Это было немножко смешно и щекотно, но мешочек мне сразу же понравился, и я подумал: “Прикольная штука, здорово они придумали”.

Божества Радха-Говинды в Храме ИСККОН. Бруклин, Нью-Йорк.

исповедь трансцендентного горца

суббота, 17 сентября 2011 года

Вернувшись из храма, я сразу же решил не терять время впустую, а применить на деле полученное мной трансцендентное знание. Бессо осадил меня и сказал: “Давай я тебе объясню, как все это делать”. И он рассказал мне свою историю соприкосновения с сознанием Кришны.

“Я родился и воспитывался в Грузии, но позже переехал жить в Ригу. В совковые времена как Грузия, так и Прибалтика были в какой-то степени далеки от совесткой власти, там всегда попахивало душком свободы и там скептически относились к идее мирового пролетариата и русской вселенской гегемонии”.

Бессо продолжал: “Меня всегда тянуло к непознанному, и, как любого джигита с горячей кровью, привлекало открытое общение, а также музыка, девушки и вино. Но при этом я никогда не забывал о Боге, поскольку бабушка была верующей и практиковала непрестанную молитву, внушая мне с самого детства, что без милости Божьей я не смогу обрести ни первое, ни второе, ни третье. Соответственно, определенное чувство веры присутствовало во мне с детства. Будучи музыкантом-гитаристом, я умудрился тусоваться в Москве и совершенно случайно попал на подпольную квартиру кришнаитов. Её держала в те времена старая преданная, которую звали Ягья”.
Ягья часто приходит к нам в храм на Кисельный, я с любовью называю ее Баба Яга. Как у многих преданных, у неё есть свои гоны и голубые мечты (о Кришне).

Пример одного из её гонов:
— Авадхут Махарадж, скоро должны прилететь инопланетяне и забрать нас всех в высшие миры.
Я говорю:
— А на хрена мы им нужны?
— Так они же хотят спасти человечество от мировой катастрофы.
— Ты хочешь сказать, что забрав нас наверх, они хотят сделать катастрофу в своем мире?
— Да ты что, мне не веришь?
— Послушай, а если они нас не заберут? Может, просто Кришне предадимся?

Ну и так далее. Ну а в целом, она очень классная старая преданная, которая чудом ещё в советские времена держала нама-хатту, на которой кто только не жил, и которую каким-то образом умудрились не замести менты (явно по милости Господа Нрисимхадева, горячо любимого всеми нашими преданными).
На вопрос, зачем Кришна устраивает Своим преданным экстрим, ответ очень простой. В экстриме преданные всегда ещё больше стремятся к самопреданию. Так что, возвращаясь в далекие 70-е, Бессо был открыт ко всем проявлениям духовной альтернативной культуры. Каким-то образом попав в общество преданных, он быстро разобрался что к чему, познакомился с Ананта Шанти и стал активно проповедовать.

Бессо продолжал:

Я прочёл Гиту и был глубоко потрясен её духовным посланием. Но не могу сказать, что, с интеллектуальной точки зрения, она далась мне очень легко. А вот идея о непрестанной молитве — мантре — и то, что это высшая йогическая практика, я принял очень быстро, поскольку с помощью пранаямы (дыхания по методу Бутейко), я смог вылечить ряд хронических болячек. Так что, вернувшись из столицы в Грузию, идя по стопам великих йогов, я отправился к родственникам в горы и провел какое-то время в молитвенном созерцании, постах и духовной практике.

Я также понял, что молитва должна быть непрестанной и сосредоточенной и занимать ежедневно значительную часть духовной практики. Молиться желательно в одно и то же время, лучше ранним утром, без отвлечения на внешнюю суету. Я понял, что многие преданные совершают ошибку, повторяя молитву механически, хоть и в большом количестве, совершенно не ведая о её внутренних механизмах, тогда как сама вайшнавская идея о Святом Имени и Его воспевании крайне глубока и требует особого изучения и практики. В итоге через пост и молитву я понял, что нужен Гуру, авторитетный и сведующий во всех процессах.

Ну вот я решил вернуться обратно в Москву. Ну а там познакомился на нама-хатте со своей будущей женой, которая была грузинская москвичка-полукровка. Проделав проповеднический свадебный вояж по Кавказу и Петербургу, мы решили осесть в Риге — там во времена Советского Союза была самая развитая (и безопасная от чекистов) ятра.

К тому времени пару вайшнавских нама-хатт в Москве повязали и посадили — кого в дурку, кого — на принудиловку, а кого — в тюрьму. Но, как любил говорить, великий комбинатор, лёд тронулся, и сознание Кришны просочилось сквозь “железный занавес” марксистско-ленинских мозгов и поселилось в юных пылающих сердцах удачливых душ.

Так Бессо поведал мне свою вайшнавскую Одиссею и рассказал, что приехав в Америку, сначала какое-то время перекантовался в нью-йоркском храме, а потом нашёл меня, и что скоро должна приехать его жена с двумя маленькими детьми.

Я отнесся к его исповеди как к воле Господа, а к его головной боли как к собственной, поскольку принял его в тот момент своим шикша-гуру, и сказал ему спокойно с улыбкой: “Дело понятное, давай пробовать читать мантру”.

Так мы сели на пол в позу лотоса и повторяли мантру около часа. Уже через первые пару кругов я почувствовал легкую эйфорию, какой-то вечный восторг охватил моё существо, а через час я уже бубнил как все кришнаиты и понял, что спираль Маха-мантры забирает меня всё глубже и глубже в дебри трансцендентного подсознания.

Самая большая проблема, которая не позволяла углубиться в эти дебри — это ум, который пытался выбрасывать самые различные картинки, от “Сикстинской Мадонны” в обнаженном виде до так горячо желаемых кроссовок или десертных тортиков. В общем-то ум, оказалось, имеет ко мне опосредованное отношение, и, как говорил Кришна в Бхагавад-гите, иногда он может быть другом, а иногда — врагом.

В целом, не могу сказать, что даже на сегодняшний день, спустя
21 год, я подружился с умом. Мы, конечно же, закадычные друзья, когда вместе изучаем трансцендентное или проповедуем, или учим как надо жить, хотя иногда в подсознание врываются сладкие булочки с другими не менее привлекательными образами и устраивают что-то типа французской революции, в результате которой я, как обладатель ума, оказываюсь в роли короля Людовика, лежащего на гильотине. А тот же самый хитрый ум в белом парике судьи зачитывает мне смертный приговор, и всё это происходит на площади, где восторженные чувства, подобно французской черни, апплодируют и кричат: “Руби, руби бошку быстрей!” И вот, послушный палач дергает за веревку, гильотинный нож с грохотом падает, унося под собственным весом все мои мысли вниз, а голова оказывается в специально приготовленной корзине, сплетённой из причинно-следственных связей. Но вдруг звучит победное “Харе Кришна, Харе Кришна!”,
и я будто пробуждаюсь от вечного сна и ощущаю себя вечной духовной частичкой, совершенно непричастной ко всей этой иллюзорной сказке под названием жизнь.

И так, воспевая Маха-мантру в течение достаточно короткого времени, я смог испытать невероятное чувство счастья и отрешиться от той самой видимой части айсберга, которая называется личность, и до определённой степени пережить скрытую для многих в пучинах подсознания часть своего собственного “Я”, невидимую и неосязаемую для грубых чувств, являющихся продуктами гун материальной природы. Мантра нравилась всё больше и больше и, подобно вселенской спирали, забирала меня всё глубже и глубже.

исповедь трансцендентного горца
Глава 2: начало начал

понедельник, 19 сентября 2011 года

Бессо относился к воспеванию мантры очень серьезно, и, когда увидел в моем лице подлинного энтузиаста и последователя, сразу же приободрился. Так, длинными осенними вечерами, после 16 кругов, мы обсуждали трансцендентное. Он рассказал мне удивительные истории о том, как проповедовал Сознание Кришны в России, про Вишнупада (который был его инициирующим Гуру, впрочем, как и большинства русских преданных первого созыва), про Ананта Шанти, единственного русского ученика Шрилы Прабхупады, про то, как играл в модном прибалтийском ансамбле с Лаймой Вайкуле и Раймондом Паулсом, про то, как умер один его знакомый от неправильной практики пранаямы, про огромных людей Сатья-Юги, в общем-то каждое его слово я воспринимал как песню, а каждый шаг как танец, да и он был шокирован моим неподдельным энтузиазмом и желанием распространять духовные идеи без ограничения всем и каждому.

Хотя в моей голове была полная каша, и я не мог сложить целостную картину о вайшнавском мировоззрении, тем не менее хаос — это когда частицы витают, и нет главного, и, чтобы его преодолеть, нужно ухватиться за одну частицу, тогда все постепенно начнет выстраиваться вокруг неё. Так вот, этой главной частицей стал Кришна и книги Шрилы Прабхупады, а так же общение с Бессо, к тому же регулярное воспевание маха-мантры и походы в храм. Поскольку я был творческой натурой, то, как вы понимаете, круг моего общения был очень разносторонний, от нью-йоркских гангстеров или, того хуже русских ребят, которые во многом их превосходили по своей безбашенности, до полусумасшедших художников, которые всегда хотели славы и денег, причём прямо сейчас. Была конечно и нью-йоркская русскоязычная тусовка, как правило ребята и девчонки из Питера и Москвы, которые в лихие восьмидесятые приехали покорить город одиноких небоскребов. Я могу сказать что некоторым из них, с материальной точки зрения, безусловно это удалось, но тем не менее корни и ностальгия по родному социуму время от времени заставляла нас собираться на разных вечеринках, где, порой, происходили различные чудеса, которые достопочтенным читателям могут показаться слишком банальными.

Тем не менее, после принятия Сознания Кришны мой круг резко разделился на два типа людей, те которые подумали, что уже полностью сошел с ума и приписали это к передозам, и другие, которые подумали что еще не полностью сошел с ума и в моих проповедях есть какие-то рациональные зерна. В итоге первые очень быстро отслоились и исчезли из моей жизни, за что я очень благодарен Господу и Его преданным, а вторые в той или иной степени разделяли мои бесхитростные трансцендентные взгляды и были привлечены кто прасадом, кто общением, а кто просто чувством внутренней защищенности. Часть из таких друзей были противоположного пола, и погрузившись в духовную практику на какое-то время инстинктивные синдромы затрагивали мое сознание в самой малой степени, это не то чтобы я стал освобожденной душой, я просто был слишком захвачен собственными духовными открытиями и постижениями. Это еще раз подтверждает общее правило, что с вожделением, жадностью и глупостью можно бороться только искренней духовной практикой. Следует все-таки отметить, что таковое возможно только по милости Господа, и это ни в коем случае не является какой-то стандартной формулой, на которую следует опереться, ведь путь каждого из нас сугубо индивидуален, единственное, что можно сказать с большой уверенностью, что существуют оскорбления, которых нам следует избегать, но причина оскорблений – это наша гордыня и цинизм, коих в нас нет недостатка. Кто-то может сказать что некоторая гордыня и цинизм могут быть вполне здоровыми ощущениями, среди которых “я” не хочет становиться стадным животным, но такое возможно лишь только на спуске, а на подъеме только смирение и терпение. Сам Шридхар Махарадж всегда объясняет что низшее должно служить высшему, но не наоборот.

В итоге в нашей компании появился мой брат Сатья, Влада и Лена, Слава, который во времена проблесков сознания был вполне начитанным оппонентом, и еще ряд друзей, близких к Сознанию Кришны, но не настолько, чтобы бросить свои потуги найти счастье в мире материи и одурманивающие вещества, как метод достижения счастья.

По маленькому русскому мирку пробежал слух, о том что, дескать, совсем дошел до ручки, я почувствовал совсем полную свободу ибо тема ни русской когорты, ни, тем более, американского социума, меня уже больше не волновала. Меня тянуло к уединению, изучению писаний, впервые я стал подумывать о том, что “большое яблоко” — Нью-Йорк — не столь уж сладок и привлекателен на вкус, как мне до этого казалось, а материальная жизнь, какой бы гламурной её не пытались делать пиарщики и маркетологи — не более, чем пережёванная жвачка, что была единственной целью школьников в советские времена. Такой школьник даже в своей душе абсолютно не готов расстаться с жвачкой, которую жует неделями день за днем, аккуратно скомкав шарик и приклеив к низу крышки письменного стола на ночь. Просыпаясь, он вновь открывает учебник жизни и начинает писать каракули, надеясь на позитивную оценку, а по вечерам с упоением отрывает припрятанный шарик и пытается высосать радостное ощущение сладкого вкуса, хотя в душе знает, что их уже давно нет.
Так, разотождествившись с социумом, я решил вместе с Бессо отправиться на ферму Шрилы Прабхупады, которая называлась Гита Нагари и находилась в Пенсильвании, в шести часах езды от Нью-Йорка.

К тому же была ещё одна очень веская причина, Бессо должен был навестить семью, ведь его жена с маленькими детьми тоже приехала в Америку, и он, конечно, не мог обеспечить семью средствами для существования, поэтому она, по кришнаитскому блату, пристроилась прислугой к одному кришнаитскому миллионеру, которого звалис Мучукунда, а его жену Лалита. Итак, мое стремление посетить святую обитель и необходимость Бессо навестить семью в далекой Пенсильвании заставили нас подумать о том, что было бы неплохо мотнуться на природу километрах в семистах к северу от Нью-Йорка. Как-раз мне подвернулась удача, я сумел за 500 долларов приобрести у одной моей знакомой подержанный Додж полу-спортивной модели. У неё умер от рака бойфренд, с которым они лихо впаривали на улицах китайские поддельные сумки аля Шанель и очки аля Жан Поль Готье, и рулить тачкой оказалось некому. Убитой горем от утраты друга, ей хотелось продать всё то, что напоминало о былой любви.

Так что транспортное средство свалилось по милости свыше можно сказать почти что с неба, чтобы не быть богохулом, могу только сказать “свято место пусто не бывает”, и вот, я уже сидел за рулем спортивного Доджа вместо утраченного друга, а вместо знакомой сидел Бессо и Сатья на заднем сиденье. Мы мчались за пределы Нью-Йорка навстречу трансцендентному, а большое яблоко с типичным висевшим над ним смогом выхлопных газов оставалось позади.

милость выше справедливости

медведи и невидимки

понедельник, 17 октября 2011 года

В детстве мне очень понравился американский фильм «Конвой», в котором водители грузовиков, забив на всё и на всех, мчатся на своих супер-тачках к заветной мечте, а шерифы и бюрократы пытаются в буквальном смысле ставить им палки в колёса. По сути, в нём воплощена великая американская мечта о свободе. Но что такое свобода? Шридхар Махарадж задает вопрос: Какую свободу ты ищешь? Свободу для чувств, когда ты добровольно отпускаешь все лямки и даешь инстинктам полностью захватить себя? Или свободу от чувств, когда ты полностью управляешь своим я, подобно опытному капитану, заняв почетное место на капитанском мостике сердца, а эмоции и переживания уже не тянут тебя на дно как якоря и балласт, а подобно парусам души ведут корабль твоего я к заветной цели — земле любви и гармонии?

Ну, это я, наверное, слишком размечтался: не следует выдавать желаемое за действительное. Ведь если мы действительно хотим чтобы это произошло, то гораздо более правильно попасть на корабль под руководством опытного капитана — Шри Гуру, в качестве юнги не искушённого материалистическими представлениями о мореплавании.

Так вот сбылась моя детская мечта. Я мчался по дороге моей мечты к воображаемой сказочной земле Гита-нагари, которая была столь прекрасна в моём воображении и где присутствовал сам лучезарный Господь Хари, тысячи коров, и преданные, превосходящие богов и богинь процветания.

Одна только вот беда: Гита-нагари находилась в добрых шести-семи часах от Нью-Йорка. Но, как говорится, какой же русский не любит быстрой езды? Чтобы приехать в штат Пенсильвания, сначала нужно пересечь штат Нью-Джерси, а Нью-Джерсийские копы (дорожные полицейские) ничем не лучше тех самых «медведей» — шерифов из фильма «Конвой». Они умеют хитро прятаться, чтобы засечь твою скорость так, чтобы ты об этом даже не догадался. Поэтому один из наших старых друзей с криминальным прошлым посоветовал: купите-ка, ребятки, радар за двести баксов, самой последней модели, ведь ездить по американским дорогам с разрешённой скоростью 65 миль в час (105 километров в час) — это удел маньяков или пенсионеров, любителей медленной езды. Когда у тебя такая лихая спортивная тачка бежит 160 как будто бы стоит на месте — радар очень даже пригодится. И вот мы вступили в зону игры: кто кого засечёт первым. Наш друг также предупредил нас, что в штате Нью-Джерси радар запрещён законом, поэтому если менты найдут его во включёном положении — могут оштрафовать вдвойне, ну а штраф за превышение скорости увеличивается пропорционально самой скорости.

Но это нас нисколько не пугало, поскольку наше первое впечатление было таково, что обмануть американских ментов можно точно также, как и русских. Но, как вы знаете, в любой индустрии есть люди, которые любят свою работу и относятся к ней очень серьёзно, поэтому те «лоховатые» патрули, которым не удалось засечь, что мы двигаемся очень быстро, передали коллегам по рации, что в сторону Пенсильвании движется спортивная тачка в которой, возможно, какие-то криминальные ребята и что у них явно есть радар, поскольку жмут по тормозам ещё до того, как их успевают засечь. И, почти на границе самой Пенсильвании, мы получили так называемый удар в спину: это когда коп заезжает на мост автострады, пересекающей твоё шоссе, и замеряет твою скорость прибором с руки, выстреливая тебе в спину. После этого его напарник тормозит тебя и тут уже не открутиться. Тем не менее, сельские полицейские очень удивились, увидев русские международные права, и повелись на наши песни, типа: «мы не поняли, у вас на спидометрах мили, а у нас — километры, вот мы и думали, что мы не превышаем, едем как положено».

Но всё-таки, следуя закону, они попросили нас открыть багажник, спросив, нет ли у нас какого оружия. Но вместо этого увидели разрисованных матрёшек, которые им очень понравились. Я прекрасно знал, что американским ментам нельзя предлагать никакие взятки, поскольку это может плохо закончиться, но полицейские оказались достаточно позитивными ребятами, и, в принципе, из сострадания к нам, записали в протоколе штрафа что мы ехали не 170, а 130, объяснив нам, что штраф будет 300 долларов, а за 170 был бы 700 долларов. Закончив выписывать протокол, они распрощались с нами протокольной фразой: «Вы можете обжаловать этот штраф в суде штате Нью-Джерси или уплатить без суда по таким-то реквизитам». Мы продолжили своё путешествие и явно не собирались делать ни первое ни второе.
Ландшафт изменился, перед стеклом поползли каменистые холмы и небольшие горы, поросшие лесом.

Чем дальше мы удалялись от Нью-Йорка, тем более бедными и невзрачными становились окраины, ведь очевидно, что в этих землях живут не зажиточные горожане, а скромные работяги и фермеры. По дороге попадалось много сбитых сурков, что говорило о том, что дикие животные чувствуют здесь себя вполне привольно. Мы проехали Питсбург и свернули на окольные дороги. Карта показывала, что мы где-то рядом и последнюю часть нашего путешествия нам пришлось ехать по небольшим шоссе, которые обрамляли прекрасные горы.

Наш первый приезд был глубокой осенью, кое-где в горах виднелся снег, мы наслаждались пасмурными суровыми видами осенней Пенсильвании и ценили бесконечные пространства, суровую природу, краисвые озёра и реки. В какой-то момент «Большое яблоко», в котором мы копошились как черви, показался нам призрачным сном, а мы, встречаясь время от времени с дорожным туманом, будто бы плыли, и капот нашего спортивного доджа походил на нос ледокола, разрезающего туман антарктики.

Вдруг Сатья резко затормозил: мы чудом не задавили очередного сурка или койота, и теперь нам стало понятно почему вдоль дороги время от времени попадаются задавленные зверюшки. Чем глубже мы удалялись от большой трассы, тем ближе мы приближались к сказочной сземле коров, и тем реже становились населённые пункты и ýже — просёлочные дороги. Так мы свернули на совсем узкую дорогу и увидели таблички: «Ферма Гита Нагари».

Спортивный «Додж», модель 80-х годов.

Удаляющийся Нью-Йорк

Машина полиции штата Нью-Джерси

«Большое яблоко»: Нью-Йорк.

гита-нагари

понедельник, 24 октября 2011 года

Территория фермы оказалась гораздо больше, чем мы предполагали, но сказочных коров было совсем немного. На самой ферме царили разруха и уныние, но было совершенно очевидно, что когда-то, совсем недавно, там была глобальная движуха. Ферма казалась прекрасным, но брошенным дитя, которому не хватает нескольких долларов на одежду. Ландшафт был очень красивым и территория была грандиозная, но посреди поля стояло недостроенное здание, а храм ютился в граничащем с полем леске, а ещё дальше в глубине леса стоял каркас ещё одного здания, храма, а ещё дальше и глубже были дома немногочисленных обитателей фермы. Очевидцы рассказывали, что когда-то, во времена Шрилы Прабхупады, на ферме кипела жизнь, проводились фестивали, сам Шрила Прабхупада неоднократно посещал её и давал наставления по животноводству и развитию.

Тогда преданным казалось, что они будут жить просто, а мыслить — возвышенно, и всё бытие будет напоминать им жизнь пастушков Вриндавана, суть чьей жизни — служение Кришне и коровам. Но, увы, великим препятствием стала суровая Пенсильванская зима и несовершенная неофитская вера. Романтическая жизнь на земле оказалась тяжёлым трудом, к которому хиппи и дети городской элиты не были особо приучены. Так преданные постепенно рассосались в более тёплые края, где поддержание тела не требует сельскохозяйственных гипер-усилий, а на земле остались энтузиасты-патриоты и те, кому некуда податься.

И всё же я почувствовал чертовски трансцендентную атмосферу и представлял себе величественного Прабхупаду, прогуливающегося по ферме в окружении своих лидеров, брахмачари и санньяси, он то и дело указывал им своей тростью и давал распоряжения, типа: это будет там, а это будет здесь. Они кивали головами и говорили: «Да, Прабхупад! Да, Прабхупад!» В общем-то, для него, человека глубоко трансцендентного, всё было вполне гармонично и естественно, но для нас, жестоких рецидивистов и акул материального мира, всё было совсем по-другому. Мы не можем воспринимать духовное, потому что нам не хватает веры. Мы всегда достигаем невидимого сокровища, и, вот уже достигнув его, сами себе говорим:

«Что ты делаешь? Никакого духовного мира нет! Есть только эта реальность, которую можно увидеть и пощупать руками! Быстрей хватай и беги, пока другие всё не растащили! Наслаждайся, пока у тебя есть такая возможность. И делай это прямо сейчас —вдруг нет ниакакого Кришны! И если даже Он и есть — то где гарантии, что после смерти ты попадёшь в Его мир?»

В общем-то, это свойственно любым религиозным конфессиям, когда их покидают великие святые. Так произошло и с Гита-Нагари. И вот я с удивлением гулял среди руин и названий технического двора, и с интересом рассматривал припаркованный автобус, на котором было написано: «Харе Кришна». Позже, от австралийского преданного, которого звали Сикхи, я узнал, что это был тот самый легендарный автобус Тамала Кришны Госвами, который умудрился с благословения Шрилы Прабхупады запустить эти автобусы бродить по дорогам дикого запада. Они были подобны трансцендентным пиратским кораблям, которые как буря появлялись в маленьких провинциальных американских городках, и обстреливали местных жителей сладкими шариками и книгами Шрилы Прабхупады. Набег заканчивался также молниеносно, как и начинался, но зачастую на борту оказывались «заложники», которые зашли пообщаться с преданными и тут же попали в сказочный мир Кришны, где обитатели автобуса одеты в сари и дхоти, рассказали им о прекрасной перспективе отношений с Господом и предложили это сделать прямо сейчас. И вот уже в следующем городе вновь рекрутированные бхакты и бхактини в неуклюже надетых сари и дхоти сами раздавали трансцендентные угощения и предлагали жителям мира смерти прекрасно оформленные книги, с содержанием которых хоть и не были до конца знакомы, но свято верили, что только благодаря им мир может измениться.

И это действительно так! Однажды, когда я, вместе с ныне покойным Сиддханти Махараджем, путешестовал по Орегону (штат рядом с Калифорнией), опоздав на самолёт из-за бюрократической системы одной из американских авиакомпаний, которая внеше продвигала себя как самая демократическая (иногда в материальном мире форма и суть это разные вещи), мы с Сиддханти Махараджем блуждали по аэропорту как два привидения, одетых в оранжевые робы. Если честно, мы больше напоминали Штепселя и Торопуньку (известных клоунов, певших идиотские куплеты в советские времена), поскольку Сиддханти Махарадж был неуклюжим долговязым дылдой в шерстяной шапке в помятом старом шафрановом дхоти, которое он носил вовсе без индийской изюминка, а просто обматывал вокруг себя, да ещё и так, чтобы из-под него торчали огромные шерстяные носки и кросовки 47–48 размера. В общем-то он даже больше напоминал баскетболиста, сбежавшего из медпункта после тяжёлой игры, а я был похож на одноглазого винни-пуха, поскольку от усталости мой левый глаз совсем прищурился, а небритая щетина и лысая голова с всклокоченной шикхой, которая больше напоминала украинский чуб, совсем не походили на лик трансценденталиста.

В общем-то, пытаясь скоротать время, с мешочками чёток в руках, мы бродили по аэропорту в надежде найти вегетарианское кафе или закусочную дабы утолить свой голод. Войдя в какую-то сетевую бутербродную (по-американски — сендвич-кафе), которая кишела такими же как мы авиа-транзитчиками, мы стали вглядываться в меню и интересоваться есть ли у них там что-то вегетарианское. И тут, ни с того ни с сего, перед нами появилась какая-то 60-летняя бабушка, которая стала громо кричать и прославлять нас. Типа: «Ребята, Харе Кришна! Я так рада! Благодаря вашему Гуру и вашим автобусам вся Америка узнала что такое вегетарианская еда! И вообще — какого чёрта вы исчезли с амриеакнской сцены! Раньше я так рада была встреча с квами, вашим книгам, вашим шарикам!» Мы поняли, что нам предстоит держать ответ за всё всемирное вайшнавское сообщество, и, пока Сиддханти Махарадж хлопал удивлёнными глазами, я гордым голосом сказал:

— Никуда мы не исчезли, мэм! Мы — в каждом городе и деревне! Движение давно уже вышло за пределы США и успешно распространяется по всему миру! Вот я, например — из России! А вот мой друг — из Калифорнии.
— Да, и мы по-прежнему поём! — добавил Сиддханти Махарадж. — Каждые выходные!

В какой-то момент я подумал: ведь действительно это так просто! Сам Чаитанья Махапрабху не придумывал каких-то сложных изощрённых методов. Он просто воспевал святые имена Господа Хари вместе со своими спутниками. Этого было вполне достаточно, чтобы привести ведь мир к сознанию Кришны. Тем не менее, в беседе Харидаса Тхакура и Чатаньи, Харидас объясняет, что души, которые обретают благословения Господа, тут же освобождаются в процессе воспевания святых имен, но их место тут же занимают другие обусловленные души, которыми кишмя кишит в материальном мире, и поэтому, несмотря на присутствие Божественного, материальное творение всё равно продолжает своё существование. Я съёжился от того, что представил, как я плаваю в плазме крови в виде вируса, или сжирая окружающие клетки в форме раковой клетки. Мне было совсем не по себе, а бабушка, прославившая нас, куда-то умчалась. Как говорит Боря Гребеншиков: «Идёт череда воспоминаний — не пожелай врагу».

Итак, вернёмся к гаражу-свалке Гита-Нагари, по которому я бродил и рассматривал легендарный автобус на спущенных колёсах с надписью «Харе Кришна». Также какие-то недостроенные остатки колесниц для Ратха-ятры, полу-разобранные тракторы, плуги — ну, в общем, всё, что напоминало о былых стахановских днях легендарной фермы. Тем не менее, нас приняли достаточно радушно, поскольку жена Бессо договорилась с местными преданными, что, мол, приедет мой муж — известный русский Харе Кришна — а с ним и другие кандидаты, приговорённые к вечной жизни. Так что наше появление, безусловно, вселило энтузиазм в сердца «аборигенов». Им, конечно, хотелось посодействовать русским бхактам, приехавшим к ним в гости из далёкого Яблока и они предложили нам небольшую комнату на верхнем этаже небольшого храма, который, по сути, был просто переделанным домом. А Бессо сказал, что ему нужно навестить семью, которая живёт неподалёку, и исчез, оставив нас в храме.

P.S. Я был рад узнать, что ферма «Гита-нагари» сумела пережить все трудные времена, а сейчас у неё даже есть свой web-сайт: http://www.gitanagari.org/

Шрила Прабхупада на ферме«Гита-нагари»

Автобус «Харе Кришна»

Шрипад Бхакти Премик Сиддханти Махарадж

Первое ощущение

суббота, 29 октября 2011 года

Первое, что я ощутил оказавшись в маленькой уютной комнате на втором этаже алтарной — желание облачиться в духовные одежды, прикупленные мной для данной поездки. Спустившись в храмовое помещение, я решил вступить в диалог с худощавой женщиной, которая уже явно разменяла 50 и, судя по всему, была незаменимой храмовой служкой. Эту замечательную преданную звали Мать Калинди, её биография была очень короткой и простой. Присоединилась к движению ещё в далеких 70-х и решила навсегда остаться на земле коров, дабы совершать служение духовному учителю.

Судя по всему, как и многим героическим женщинам в Сознании Кришны, ей пришлось заниматься всем, от кухни до Божеств и с утра до ночи. У неё был слегка уставший, худощавый, бледноватый вид, но в глазах светилась искорка какой-то невероятной божественной силы, которая двигала её хрупким телом. Перед тем как Бессо исчез вместе со своим благодетелем Мучукундой, давшим приют его семье, он представил нас матери настоятельнице и сказал что мы бравые русские парни и не боимся никакой чёрной работы. Мать Калинди очень смиренно предложила нам отдохнуть и сказала, что чёрной работой мы сможем заняться завтра.

Я отправился читать мантру и осматривать территорию и по дороге натолкнулся на двух трансцендентных персонажей, они выглядели как Дон Кихот и Санчо Пансо и были облачены в оранжевые одежды. Один из них — Дон Кихот не старше 23 лет с чрезвычайно умным лицом, а другой — Санчо Пансо — вовсе не был толстым, но явно находился под опекой высокого интеллектуального друга. Впоследствии оказалось, что он был американским японцем, рожденным на далеких сказочных Гавайях. Ребята были кришнаитами из Филадельфии и приехали на ферму, чтобы провести несколько дней в ретрите. Тогда они показались мне очень тёртыми и продвинутыми кришнаитами, и когда они спросили какое моё духовное имя, я, как-то слегка стесняясь, сказал, что меня зовут Джордж, а духовного имени у меня пока нет. Они с гордостью назвали мне свои духовные имена, которые я, конечно же, сразу не запомнил, и пригласили присоединиться к церемонии арати.

Мне очень нравилась сама церемония, и божества Гита-нагари, конечно же, были особенно великолепны, несмотря на скромное убранство храма. Зазвучал колокольчик, раздался рык раковины, открылся алтарь и мы все упали вниз лицом. Затем ребята встали и запели вечернее арати, слегка пританцовывая. Они делали это, как слаженный музыкальный дуэт, а я стоял почти в самом конце храма с песенником в руках и чувствовал себя очень некомфортно, потому что не знал до конца ни арати, ни того, как поются песни и очень сожалел, что не могу полноценно участвовать в церемонии. Тем не менее, танцы и песни этого странного дуэта мне приносили какое-то внутреннее непонятное удовлетворение , иными словами меня «пёрло» из глубины сердца и я ощущал на себе так называемую «утсаха-майю» или демо-версию трансцендентного экстаза.

Утсаха-майя — это то, когда человек в начале духовного пути получает особую милость Господа и начинает испытывать что-то наподобие духовных переживаний, это можно сравнить с бесплатной демо-версией какой-то супер-дорогой программы, которая работает лишь какое-то время, а потом появляется кнопка «скачать за деньги». В общем-то, и программа и прасад произвели на меня неизгладимое впечатление и я действительно почувствовал, что приехал сюда совсем не случайно и что путешествие стоило всех тех трудностей и штрафов, да и гораздо большего.

Храм в Гита-нагари

Алтарь в Гита-нагари

Божества в Гита-нагари

МУЧУКУНДА

воскресенье, 6 ноября 2011 года

Этого персонажа стоит описать отдельно, а, может быть, даже в отдельной книге, поскольку он является, вероятно, символом определённого вида преданных, которые есть в каждой кришнаитской общине планеты. Романтик с изюминкой афериста и предпринимателя, Мучукунда перепробовал множество разных профессий и занятий и, конечно же, не получив успеха ни на одном из поприщ, стал жертвой какой-то проповеднической санкиртаны и, будучи не шибко привязанным к материальному миру, который не очень-то и хотел его держать, по совпадению своих счастливых звезд, попал в Нью-Йоркский храм, привлечённый исключительно прасадом, запахами, песнями и Шрилой Прабхупадой. Поэтому к своим 50 годам Мучукунда был полным, грузным американским дядькой с большой бегемотской улыбкой и бегающими лукавыми глазами. В общем-то он напоминал радостного Гиппопо из мультфильма и всё его существо было пронизано энтузиазмом и предвкушением какого-то мега-чуда.

Возвращаясь к тому, как он оказался в Гита-нагари: по его собственным словам, привлеченный прасадом, он оказался жителем храма, получил посвящение у Прабхупады и всеми силами участвовал в пирах: в приготовлении, в подношении и в почитании прасада. Тяжелый физический труд никогда его не привлекал, а жизнь в постоянной песне, пляске и проповеди была его безусловным идеалом. Как всегда в материальном мире, рад бы в рай, да грехи не пускают: Мучукунда, будучи коренным американцем, всегда ожидал исполнения американской мечты, в которой он — миллионер и предприниматель. Но, как говорится, некоторым всегда везёт, и Мучукунда не был исключением из этого правила: за его огромную любовь к прасаду Господь, являясь исполнителем желаний всех живых существ, одарил его приличным богатством. А случилось это так.

Однажды, когда Мучукунда сидел где-то на завалинке рядом с входом в храм и размышлял о только что предложенных гулабджамунах, в его поле зрения появилась странная дама, которая очевидно нуждалась в духовном общении. Очень быстро Мучукунда понял, что перед ним одна из перезревших старых дев, дочка супер-богатых родителей, которая в силу то ли детских комплексов, то ли психических отклонений, то ли непреодолимой кармы так и не смогла найти свою вторую половину и решила посвятить себя постижению трансцендентного. В общем-то, у неё было вполне изрядное сукрити, поскольку, прийдя в вайшнавский храм, она не только нашла надежду в обретении милости Господа, но и Мучукунду, который с радостью согласился быть её духовным эдвайзером, а позже — любящим супругом. Трудно было не назвать этот брак любовью по расчету, но они были как будто созданы друг для друга, поэтому нельзя видеть в людях лишь только мирское. В их отношениях прослеживалась совершенно невероятная духовная связь и, в конечном итоге, оба они понимали, что являются заблудшими душами материального мира.

Так у возлюбленной Мучукунды появилось духовное имя Лалита и богатые родственники были вынуждены смириться с тем, что их никчёмная дочка вышла не за именитого и престижного буржуа, а за храмового дядьку с радушным лицом и бегающими глазами. Тем не менее, как говорится, кто же оставит родное дитя, и миллионеры назначили молодоженам приличную пенсию, выделили деньги на обустройство гнезда. Будучи романтической натурой, Мучукунда стал странствовать по разным вайшнавским комьюнити, то и дело соря средствами, которые выделяли обременённые родственники. Он менял машины примерно раз в две недели, и, в конечном итоге, решил обосноваться где-то поближе к Богу и природе, так у них с Лалитой родилась идея построить себе дом рядом с Гита-нагари в Пенсильвании.

Поскольку у престарелой пары не могло быть детей, даже миллионерская жизнь была в какой-то степени скучной и унылой, они были очень рады, когда познакомились с женой Бессо, которую звали Аруни. Аруни была совершенно потрясающей преданной с двумя маленькими детьми на руках. Находясь совершенно в безвыходной ситуации с радостью пошла в услужение столь возвышенным и щедрым преданным, конечно же она сразу поняла что что-то не так, но в целом Мучукунда с Лалитой полюбили её с первого взгляда, в особенности то, как она готовила прасад, пела, великолепно управлялась по дому и они стали ещё двумя детьми в её семье, только большими, старыми, толстыми и капризными. Но Аруни это нисколько не смущало, она справлялась со всеми четыремя, просто плошки для прасада были разных размеров. В целом, всё это напоминало русскую сказку «Маша и медведи», но в её жизненных обстоятельствах это был лучший выбор, ведь дети росли при храме, да ещё и у богатых покровителей. Мучукунде она явно нравилась, поэтому он щедро сыпал вещами, мол не переживай, мы одна семья, поднимем детей, дадим им образование, скоро у нас склеятся старики, тогда вообще заживем по барски.

Тем не менее, Мучукунда вполне четко осознавал, что его миссия — служить и помогать преданным и поэтому делал щедрые пожертвования на храмовые фестивали а также старался помогать брахманам и коровам всеми возможными способами. Он мне показался очень приятным дядькой, хотя своим опытным взглядом я «просёк», что он отнюдь не такой простой валенок, за какого себя выдаёт. Но, будучи полностью очарован землёй коров и павлинов, я совершенно не придавал этому значения, ведь материальный мир перестал для меня существовать и мне казалось, что двери духовного мира вот-вот раскроются передо мной и я покину этот мир и останусь на земле сладких шариков.

САТ СВАРУПА ДАС ГОСВАМИ

пятница, 18 ноября 2011 года

Ну а пока Мучукунда с большим интересом рассматривал русских гостей мы всё же вернемся на ферму. Наш первый визит окончательно сформировал наше мнение о том, что заниматься самосовершенствованием лучше всего вдали от суеты большого города и мы решили перебраться из Нью-Йорка в Гита-нагари. К тому же, это были не самые лучшие времена для фермы, и там требовались искренние души способные совершать различные виды служения. Так что за очень скромное пожертвование нам удалось снять скромную избушку на самом отшибе фермы и, хотя в ней не было ни горячей воды, ни толкового туалета, будучи вполне привычными к русским дачам, мы зажили душа в душу с оленями, которые приходили на ферму и с большой благодарностью подъедали остатки маха-прасада.

В Пенсильвании было холоднее, чем в Нью-Йорке, время от времени выпадал довольно приличный снег, но ласковое и нежное солнце очаровывало его, подобно танцующей девушке, и он быстро разбухал, тяжелел, таял и, в итоге, исчезал в никуда. В этот самый момент я понял, что какими бы ласковыми и весёлыми девушки ни были, чрезмерное увлечение противоположным полом ведет нас в никуда (в лучшем случае).

Мы с Сатьей зажили жизнью брахмачарьев, ибо сама идея жить в храме и заниматься служением возбуждала нас гораздо больше, чем все соблазны материального мира. Впервые после многих лет выживания я вкусил какое-то незримое блаженство и, хоть приходилось вставать в четыре утра, бежать в храм, принимать не самый горячий душ (ведь резервы горячей воды были всегда ограничены), всё же было невероятно прекрасно бродить с четками по окрестным холмам и лесам, читать книжки Шрилы Прабхупады с керосиновой лампой и участвовать в хозяйственной жизни храма, когда даже самое незначительное и неприглядное с материальной точки зрения служение кажется сказочным, магическим действием, поскольку в глубине души ты ощущаешь, что предлагаешь его Кришне. Мать Калинди нас очень радовала, подобно рабыне Изауре она всегда делала какое-то служение, хотя лицо у неё было немного изнуренным, она казалась мне живой великомученицей и фактически на ней одной держался весь храм. Позже я познакомился с другими преданными, которые были частью общины и, если честно, не все они были супер-общительными бхактами, но в глубине души я их понимал, поскольку они искренне пытались хранить свою веру в Кришну и Шрилу Прабхупаду здесь, в пенсильванской глуши и видно, что им всем не хватало общения с садху или может быть просто немножко релевантности. Под идиотским словом релевантность я имею ввиду открытость и сотрудничество.

Но, тем не менее, на ферме время от времени проходили трансцендентные движняки, приезжали какие-то старые прабхупадовские люди. Помню престарелую парочку, дяденька которому было за полтос, а с ним тётенька, которой было за тридцать. Они приехали на машине, мне объснили, что они странствующие киртании, ну и в общем-то приехали попеть для Кришны. Ну, попеть — так попеть. Я пришёл на праздник и увидел ещё одну интересную личность. Его звали Варшана Свами, он путешествовал в маленьком автофургончике, проповедовал Гоур-лилу (деяния Шри Чайтаньи Махапрабху). Что такое Гоур-лила я толком не понимал, но Свами понравился мне гораздо больше, чем семейная парочка. Он говорил понятней, со смыслом что ли, в нём чувствовалась какая-то утонченность и проникновенность, но, то ли Свами был слишком трансцендентным, то ли я был совсем зелёным — но не могу сказать, что мне удалось законнектиться со всеми обитателями фермы и её гостями.

Ещё в самый первый приезд мне удалось увидеть настоящего Гуру, мне сказали что Гуру будет давать инициацию и это можно будет посмотреть. Конечно тогда мое представление о Гуру было примерно как представление пятилетнего ребенка о сказочных героях. То есть существование сказочных героев у него не вызывает никаких сомнений, но как будет выглядеть Баба Яга или легендарный Иванушка дурачок, как они будут говорить и что рассказывать , абсолютно непонятно. Вот и мой первый даршан Гуру оказался за гранью моего воображения. Я увидел очень худого человека в оранжевых одеждах, на вид которому было уже за пятьдесят. Я бы сказал что у него была не совсем здоровая худоба и он явно соответствовал облику аскетичного монаха. Говорил по-доброму, но с соблюдением некой религиозной формальности.

Это бросилось мне в глаза, но сам факт, что передо мной Сатсварупа Дас Госвами, легендарный ученик Шрилы Прабхупады и Юдхишдхиры, человек, который говорит всегда только правду, меня, конечно, ошарашил. Я с интересом смотрел за процессом инициации, огненным жертвоприношением. Кандидаты были безмерно счастливы, а собравшиеся гости фестиваля добавляли церемонии особой торжественности. Я стал осознавать, что попал в сказку, но понимание того, что из зрительного зала сказка выглядит несколько более романтической, не убавило у меня желания углубиться, а скорее наоборот, мне хотелось попасть за кулисы Сознания Кришны, ибо я понимал, что созерцать сказку — одно, а участвовать в ней и создавать её — совершенно другое. Тем не менее, у меня всегда оставалось впечатление, что моё главное впереди, а участники сказки или представления — клоуны и артисты — подбадривают юных зрителей, но сами тоже ждут появления главного мистического участника представления. Ведь не даром сам творец Брахма оказался в полном недоумении, похитив пастушков и телят. И даже Баладев был изумлён, когда узнал, что на весь этот год Кришна превратился в пастушков и телят, для того чтобы испытать самые сокровенные отношения с их родителями. Действительно, что может быть проще и гениальней: когда он пришел к пастухам в форме их собственных сыновей, они почувствовали невероятный прилив любви, которую не ощущали прежде, а ведь это только потому, что Кришна был настолько близок к ним , что они даже не могли представить, что Он принимает их служение как родной сын, или пьёт молоко разчувствовавшейся буренки как любимый теленок.
Да, участие в божественном спектакле даже на вторых ролях — величайшее из чудес для живого существа, поэтому трудно представить, как и за какие заслуги мне посчастливилось собственными глазами увидеть Божества, храм, инициацию, но моё сердце принимало всё это без сомнений. Хотя часто бывало так, что реальность разрушала нарисованные умом картинки идилии. Как говорил великий комбинатор: «Мадам, Вам продали гораздо более ценный мех». Единственное, что я мог делать вполне осознанно — соглашаться с тем, что приходило ко мне само по невероятной трансцендентной сладостной воле — будь то хорошее или плохое — и оставаться изумлённым свидетелем и участником происходящего.

Так проходила моя радостная и тихая жизнь на ферме и, хоть я понимал, что для большинства её консервативных обитателей я просто иностранный гость без посвящения, меня это не пугало, ведь я искренне верил в то, что настанет мой звездный час и тогда я тоже, может быть, обрету связь с Гуру, великим святым, который откроет для меня глубины невероятного трансцендентного мира. А пока я искренне поклонялся Шриле Прабхупаде, тарабанил свои шестнадцать кругов и участвовал в храмовой жизни, насколько это было в моих силах. Тем не менее, прошло несколько месяцев жизни в отшельничестве и здравый смысл уже подсказывал, что ферма — это скорее временное пристанище, а «Большое яблоко» — не только место, где можно легко выживать, но и прекрасное поле для миссионерской деятельности и проповеди.

А миссионерством, кстати, я увлёкся с первого дня. Заполняя худой сосуд своего ума трансцендентной информацией и читая книжки Шрилы Прабхупады я проникся духом Махабхараты, и хоть толком вообще не понимал, о чём это произведение и кто его герои, но всё же склонил Сатью и Бессо купить в городке бэушные луки. Местная лавка «рыболов/охотник/спортсмен» была завалена пистолетами, дробовиками и охотничьими карабинами. Американцы, пожалуй, одна из самых вооруженных наций в мире, поэтому у каждого жителя деревни была берданка, и не одна, а для покупки пистолета нужно было просто разрешение от местного шерифа, справка от врача что ты не дурак, который будет шмалять во всех подряд и счёт за свет или за газ, чтобы доказать, что ты местный житель. Хотя на разных оружейных выставках и барохолках можно было вооружиться до зубов вообще без всяких бумаг, так что пострелять по бутылкам или оленям было одним из местных развлечений. Когда местные реднеки (по русски лохи) в фермерских кепках и безрукавках радостно везли труп свежезастреленного оленя, в сердце пробуждалась какая-то невероятная жалость, ведь это было такое красивое и нежное животное, к тому же очень быстро привыкающее доверять людям.

Опьянённые скудной сельской жизнью, тамагуной и примитивными развлечениями, местные жители смотрели на кришнаитов рыбьими стеклянными глазами, как на сектантов, ну а сами кришнаиты понимали, что стереотипное сознание состоящее из утверждений «Христос — господь», «Моё ружьё — залог моей свободы», «Я живу в лучшей стране мира», было типичным ограниченным стереотипом людей, которые жили в категории «только белое и чёрное», не понимая, что они сами — очень серые.

Помимо кришнаитов были и другие религиозные секты и самыми интересными из которых, пожалуй, были амиши. Это очень странные но добродушные ребята, которые еще с восемнадцатого или девятнадцатого столетия живут на земле, подобно нашим староверам. Кучкуются внутри своей общины, занимаются честным трудом, земледелием, а также народными промыслами. Одеваются по-старинке, как жители восемнадцатого века: мужчины с длинными бородами в соломенных шляпах, женщины в длинных юбках и кокошниках.

Амиши – это какая-то псевдохристианская секта, которая верит в правильную жизнь, не признаёт презервативы и аборты (поэтому у них, как правило, большие многодетные семьи), ну и, помимо этого, совершенно недоверчива к современным средствам передвижения, таким, как автомобили и мотоциклы, поэтому передвигаются они исключительно на лошадях, иногда верхом, а чаще на повозках. Когда я первый раз увидел их на хайвее, я искренне удивился, увидев повозку, запряженную четверкой лошадей, которой управляли странно одетые люди, сначала я подуал, что снимают кино про ковбоев, но Мучукунда мне позже объяснил, что это хорошие религиозные ребята, но у них какие-то концептуальные нелады с материально-техническим прогрессом. В целом я икренне их понимаю, поскольку московские пробки могут заставить даже самого нерелигиозного человека задуматься об альтернативных средствах передвижения и жизни. А еще амиши пекли прекрасный домашний хлеб и пироги, продавали варенье, мед и соленые огурцы — просто пальчики оближешь — так что мы часто покупали их яства, а потом пировали вместе с Мучукундой (конечно, предложив всё это Кришне).

Помню как однажды подъехал на своей спортивной тачке к воскресной ярмарке для затарки и разговорился с молодым парнем из амишей, примерно моего возвраста или помладше. Лукаво улыбнувшись, я сделал комплимент и сказал, хорошие у тебя лошадки, резвые наверное, он улыбнулся в ответ и добродушно кивнул головой; Я ему сказал, и карета классная, почти королевская, пол жизни бы отдал, чтобы прокатиться на ней, парень гордо кивнул головой, типа она мне и самому нравится, тогда я слегка поддел его, типа в девятнадцатом веке наверняка была бы очень хайтечной, а вот мне приходится мучаться на моем мустанге, в нем 160 лошадей, сказал я и показал на мой спортивный додж. В глазах парня мелькнула зависть, но потом он вспомнил, что он амиш и что его отцы и деды завещали ему свято хранить свои идеалы, чтобы попасть в рай. Он будто бы проснувшись машинально спросил: ещё что-нибудь желаете, сэр? Я понял, что контакт закончился, по моей вине, искренне поблагодарил и пошёл к своей машине.

По дороге я думал, что в мире таак много религиозных представлений об истине и что разные люди порой очень искренне пытаются следовать им, отращивают рыжие бороды, не пользуются презервативами, не ездят на демонических машинах, трудятся во славу Божию, чтобы в рай попасть и вообще делают чёрт знает что. Но по какой-то своей неудаче абсолютно ничего не знают о Кришне и о Его Святом Имени. Это всё потому, что у людей не хватает сукрити (духовных заслуг), ведь Веды говорят, что если человек поклоняется сто жизней божествам, у него может развиться вкус к Святому Имени а само по себе Имя столь совершенно, что не отлично от Господа. Его невозможно произнести материальным языком или услышать материальными ушами, но Имя Кришны обладает столь уникальными качествами, что изумляет даже самого Кришну. Жители Пенсильвании не были столь удачливы и даже не представляли, что у них под боком сказочная земля священных коров.

Тем не менее, в Пенсильвании была столица, которая называлась Питсбург. В нем находились корпоративные офисы, жила пенсильванская знать, поэтому для местных жителей выезд в уездную столицу был большим и важным событием, именно там пытались зарабатывать на жизнь некоторые обитатели трансцендентной фермы. Но поскольку они были брахманами, а настоящие брахманы по милости Господа обречены на вечную бедность, все они еле сводили концы с концами. Я чувствовал, что мне явно не хватает столичного размаха и масштаба, так что, прикупив бэушные луки, мы коротали время в медитативной стрельбе по мишеням и редких нехитрых поездках в Питсбург. Конечно, Мучукунда веселил нас время от времени, поскольку сам был очень жизнелюбивым весельчаком, но тусовки с ним, как правило, заканчивались трансцендентным обжорством и я понимал, что имею дело с настоящим прасадо-голиком, ведь после плотного домашнего ужина он часто устраивал поездку в пицца-хат, которая находилась километров за тридцать, а раз уж ты заехал в такую даль, так ешь двойную пиццу с тройным сыром и четверной кока-колой. Вдохнув немного свободы, мы узнали, что помимо Нью-Йорка существует еще целый мир и что летом на побережье много народу и богатые охотно покупают картины и сувениры на воскресных ярмарках. Итак, пенсильванское затворничество подходило к концу и мы готовились к новой экспансии в Нью-Йорк и вынашивали глобальные проповеднические планы.

Пенсильванский олень

пенсильвания

Сатсварупа Дас Госвами Махарадж

Охотник из Пенсильвании

Простые американские реднеки

Амиши у своей кареты

Амиш едет на повозке

бруклинские великомученики

суббота, 3 декабря 2011 года

Укрепившись в духовных идеях и накопив достаточно мирской страсти, чтобы вернуться в Нью-Йорк, мы всё-таки решили задействовать себя для исполнения воли Шрилы Прабхупады. Хоть, если признаться честно, мы не до конца понимали насколько и как мы это сможем делать, но мы решили прислушаться к советам писаний и идти по стопам великих махаджан. Поскольку единственно доступные нам махаджаны были Бессо, Мучукунда и ещё несколько преданных, то, вернувшись в город, мы стали активно посещать храм.

В бруклинском храме обнаружилось, что мы не одни такие: туда ходили ещё баба Люба с дочкой и зятем, жители Украины, Таня из Одессы, очень приятная женщина после тридцати с почти взрослой дочкой и ещё несколько бывших обитателей СНГ, приехавших в Америку и соприкоснувшихся с Сознанием Кришны. Одна преданная была лидером русской группы, из первых русских кришнаитов, она была инициированной ученицей Харикеша Свами, и храмовое руководство поставило её смотрящей над русской группой. Она очень хорошо объясняла азы Бхагавад Гиты, но была достаточно закрытым в себе человеком и на тот момент была самой разумной среди небольшой русской группы, и мы были удовлетворены общением с ней.

Нам, конечно же, хотелось большего, и мы завязали дружбу не только с русскими преданными, но и с местными индусами. Как я понимаю, индусов экспортировали из Индии для цели Санкиртаны и, готовые вырваться из Индии, они с радостью поселились в храме и стали активно налаживать связи с местной индийской общественностью. Я тогда ещё слабо разбирался в индусах и не мог до конца понять все их фишки и приколы, но ребята были вполне светлые, искренние, с трансцендентными слегка лукавыми глазами и плавными лебедиными движениями. Они казались мне ведическими мудрецами, с которыми по крайней мере можно было общаться по-человечески. В рамках связей с общественностью они наладили отношения с нами и вот уже через какое-то время участвовали в наших нью-йоркских нама-хаттах, которые проходили гораздо веселее и радостнее, чем храмовые программы, поскольку были полностью неформальными, а главное — давали возможность людям общаться друг с другом без официоза, по-семейному.

Тут откуда ни возьмись у нас появилась идея расширить проповеднический круг среди наших соотечественников, и мы решили устроить санкиртану и распространение литературы в самом сердце русскоязычного населения Нью-Йорка на легендарном Брайтон Бич, который являлся, фактически, маленькой Одессой. Всё-таки до конца русским назвать его очень трудно, правильней будет — центр русскоговорящего еврейства, хотя сами наши бывшие советские соотечественники в большинстве своём не были особо еврействующими личностями. Еврейский мир был для них в какой-то степени социальной средой, где они могли получить защиту и опору, а праздничные продуктовые пайки из синагоги больше напоминали советский стол заказов. Тем не менее, всех жителей Бруклина Брайтон Бич объединял не только тем, что это был достаточно недорогой район для жилья рядом с океаном, слева от которого находились негритянские криминальные «проджекты» (projects — в Америке так называют жилье для социально необеспеченного населения, это целый микрорайон многоэтажек, населенных черными и латино, где иногда жили русские, которым было глубоко на всё пофиг, лишь бы платить как можно меньше). С другой стороны Бруклин окаймляли еврейские гетто, которые вполне конкурировали с проджектами, только в другом смысле: это были закрытые комьюнити ортодоксальных пейсатых евреев, которые вели абсолютно свой междусобойчик и практически не коммуницировали с внешним миром, кроме как по вопросу «купи-продай». Еврейские школы, синагога, госпитали: в общем, государство в государстве.

Между двумя этими крайностями была некая золотая середина, а, точнее, пляж, на котором лежали эмигранты, набережная, по которой можно пройтись вечерком в новых нарядах от Версаче, купленных с 80% скидкой в магазине ворованных товаров, и, конечно, кафешки и рестораны. Здесь всегда звучала русская музыка, все вывески были на русском, да и само авеню, сплошь утыканное русскоязычными магазинами и лавками, находилось прямо под веткой воздушного метро и кишело бывшими выходцами из СНГ. Здесь можно было купить с рук всё что угодно — от русских таблеток анальгина, которые запрещали привозить в Америку, до последних записей Розенбаума и книг на русском языке. Пожилые эмигранты не особо планировали учить английский, все они приехали по еврейской программе спасения земляков, сидели на пособии по безработице и заселяли дешевые кооперативные квартиры, которых было здесь в предостаточном множестве. Никогда в жизни я не слышал такого ужасного русского жаргона, на котором говорили здесь на Брайтоне, мешая это всё с английскими словами. Представьте себе одесско-еврейско-английское обращение, типа: «Сара, how are you, хлеб имеет место быть? А шо это у вас за рыба?» В многочисленных магазинах продуктов полки ломились от голубцов, осетров, солёных и копчёных грибов, сыров, маслин, оливок с косточками и без, колбасы такой и эдакой. Всё это напоминало картину, как бывшие пленники Бухенвальда пытаются отъесться деликатесами за один день. И всё-таки только здесь можно было купить нашу квашеную капусту, наши солёные огурцы с чесночком и всё другое «наше». Цены должны были быть доступными, поэтому весь русскоязычный Нью-Йорк ехал тариться именно сюда.

Именно здесь, в логове русского капитализма и обывательства, мы решили развернуть нашу миссию по спасению человечества и стали к ней очень серьезно готовиться. В итоге нами была составлена текстовая листовка, призывающая людей одуматься, подобран целый репертуар русскоязычных кришнаитских книг, которые мы заблаговременно получили из центра управления полетами, но самое главное, что мы решили шокировать людей не только нашим посланием, но и внешним видом. Оделись все в кришнаитскую одежду, белые дхоти и майки с изображениями Кришны, русские тётки — в сари, ну и, конечно же, для смелости и лучшего качества киртана, захватили с собой тяжёлую артиллерию — двух наших друзей индусов. Приехав на нашем микроавтобусе в Бруклин в воскресенье к одиннадцати утра, мы стали потихоньку расставлять столы с книгами, портретами Шрилы Прабхупады и Кришны, и я отправился в ближайшую копировальную, чтобы размножить листовки. Никогда я ещё не чувствовал такого глубоко удовлетворения от деятельности: я осознавал, что участвую в санкиртане Махапрабху и, преисполнен великим состраданием, был готов спасти всех обитателей Брайтона из всепоглощающих оков материализма.

Вернувшись с листовками, я увидел, что дела идут хорошо, ребята и девчонки уже расставились, а индусы стали разогревать население лёгким киртаном. Правда бабушки, продававшие у ступенек метро таблетки, зеленку и всякую русскую хренотень, недоступную и непонятную американскому населению, стали кричать: «Идите, ребята, подальше, вы нам торговать мешаете!». Мы подумали, что это вполне логично, и нам не очень хотелось стоять рядом с русской барахолкой, так что мы подвинулись чуть дальше от метро, но всё же на проходной точке. Русские эмигранты охотно брали бесплатные листовки, смотрели на книжки и угощались прасадом. Встречались и те, кто были явными клиентами магазина «Путь к себе» и уже объелись популярной эзотерики. В головах у них была полная каша, но главное, что они подходили с очень заговорщическим и мудрым видом. В целом, получив радушный прием и бесплатные листовки, они листали литературу и ели шарики. Книги особо не покупались, но общественный резонанс был неплохой, и мы были очень вдохновлены и проповедовали с полным самозабвением. Каждый находил своего клиента: баба Люба подпаривала старушек и старичков, к Тане-красавице подходили дядьки с животами, одетые как щёголи, ну а мы беседовали со всеми остальными.

Позитив продолжался примерно час или даже больше, но потом мы увидели, что к нашему столу стали подходить пейсатые евреи странного вида, они буквально вырывали у нас листовки, а потом бросали их в мусорные баки. Мне было очень странно, что они так делают — вроде бы религиозные люди. Они игнорировали наш английский и пытались что-то сказать на иврите нашим русским клиентам. Одна тётенька перевела нам: они говорят что это еврейский район, что все эти русские которые здесь находятся, тоже евреи, и что никто не имеет права здесь продвигать никакую другую религию. Я посмеялся и сказал: «Чувак, в эту страну люди приехали со всего мира, и здесь главный принцип — каждый продвигает то, что хочет, лишь бы это не было вредно для других». Когда пейсатый услышал это, у него началась истерика, он стал брызгать слюной и кричать что-то на исковерканном английском, типа «вон отсюда» и так далее. Наши читатели смотрели на него с очень удивлёнными лицами и, видимо, сами были в лёгком шоке. Только потом я понял, что вокруг нас собрался целый рой евреев, которые стали пытаться буквально оттеснить от стола русских эмигрантов. Они начали вырывать у них листовки из рук, выхватывать книги и бросать в нас. В общем, вели себя не как религиозные люди, а как кучка дикарей. Постепенно наша аудитория стала линять один за другим, а пейсатых становилось все больше и больше. Естественно — что могли поделать эмигранты, приехавшие в Америку по еврейской визе. Меня, конечно, пейсатые особо не пугали, поскольку опыт прошлой жизни подсказывал, что каждого из них можно уложить одним легким хуком слева. Но мы недооценили их коллективное безумие, и вот уже через какое-то время, когда их стало очень много, они уже подбегали к нашему столу, хватали книги, разрывали их и бросали в урну.

Они действовали подобно шавкам, которые травят медведя, кусая за пятки, и нам ничего не оставалось делать, кроме как положиться на Кришну. Один из наших индусов, которого звали Рохини, вышел из-за стола и хотел поговорить с лидером евреев, который подуськивал своих младших собратьев, а сам стоял как бы в стороне. Он молитвенно сложил руки и хотел оказать этому лидеру почтение, но стоило ему приблизиться на несколько шагов, как все евреи набросились на него, как волки на овцу, которая отбилась от стада, и он получил пару приличных ударов по носу.

Евреи тут же начали кричать: «Он нападает на нас!». Только потом я понял, что это их любимая тактика. Поверьте, я вовсе не антисемит, но то, что я пишу, — это правда. Обстановка накалялась каждую секунду, Рохини забежал за стол, и мы стояли за ним, как 300 спартанцев, прямо спиной к движению. Оппоненты же пытались найти наши уязвимые места, стараясь ухватить со стола книгу и бросить её в урну, то подбегая к нам, то кучкуясь в сторонке. Баба Люба испуганно сказала: «Надо петь Нарисимху», — и мы запели: «Намасте нарисимхая, прахлада-хлада-даяне, хираньякашипу вакшаха… ». Чем больше мы пели Нарисимху, тем дружнее мы себя чувствовали, какой-то панический страх и непонятки прошли, мы вполне чётко осознавали себя великими мессиями, ну а, как вы знаете, великие мессии сталкиваются с оппозицией. Вот и мы столкнулись с совершенно неожиданной оппозицией, но звуки мантры расставили всё на свои места. Мы поняли, что имеем дело с очень недальновидными людьми и не с лучшими представителями этой древней нации, а с какими-то молодыми фанатиками и, может быть, поскольку мы сами не разобрались в том, что такое Сознание Кришны, мы привлекли такую оппозицию.

Но одно было очевидно: то, что писал Шрила Прабхупада в книгах, что такое ложное чувство собственности, которое говорит: это моя страна, моя улица; ложное эго, которое говорит: я избранный; всё это — неотъемлемая часть того ложного мира, в котором мы все оказались по своей собственной воле. Тем не менее, звуки мантры придавали нам веру в то, что помимо нашей собственной воли есть ещё высшая воля, и она обязательно придёт нам на помощь. Как ни странно, именно так и произошло. То ли кто-то позвонил в полицию, то ли проезжающая мимо патрульная машина заметила кипеш, но на самом критическом моменте, когда нас почти окружили со всех сторон, и пейсатые даже стали пытаться атаковать нас с тыла, и драки было не избежать, вдруг откуда не возьмись появились две или три полицейские машины с мигалками. Они молниеносно остановились, защищая наш тыл, и оттуда вышли нью-йоркские копы. Их глава был высокорослый здоровенный сержант, под два метра высотой. На нём была по-блатному одетая рубашка и черные очки RayBan в золотой оправе. По его движениям было понятно, что это крутой чувак, и он привык решать проблемы. Он тут же встал перед нашим столом и спросил пейсатых: «Ребята, в чём дело?». Кто-то из них стал кричать: «Они на нас нападают, они пытаются нам всучить свой демонический культ». К нашему общему счастью и удивлению, выслушав крики пейсатых, сержант положил руку на кобуру и показал им пальцем на наручники, а потом сказал: «Ребята, вы ошиблись, это Америка, страна, где есть свобода слова и вероисповедания, по закону эти люди имеют право представлять свои книги и религиозные идеи, и если вы сейчас не рассосётесь, я вызову ещё пару нарядов, и мы будем разбираться в участке».

Слова огромного сержанта подействовали как гипноз питона Каа из книги Киплинга, пейсатые стояли как загипнотизированные бандерлоги, и как только до них дошло, что слова сержанта — правда, они по одному стали испаряться так же быстро, как и появились. Затем сержант повернулся к нам и уже менее грозным голосом спросил: «Вы долго здесь собираетесь проповедовать?» Мы, с глазами, полными благодарности, сказали, что уже не собираемся, типа, заканчиваем скоро. Сержант улыбнулся и сказал: «Бог один для всех. Если что, звоните в полицию». Мы особо не стали жаловаться, а послушно кивнули головами, сержант исчез так же быстро, как и появился, а пейсатые снова стали роиться, но уже метрах в пятнадцати. Они по-прежнему вырывали из рук людей флера и строили нам свои гримасы. Мы чувствовали явную победу и милость Господа, но понимали, что никакой толковой проповеди уже не будет, поэтому решили петь киртан и потихоньку собираться. Мы получили подтверждение веры и были глубоко удовлетворены. Для нас было очевидно, что бодаться с обитателями бруклинских гетто абсолютно бессмысленно, ну и понятно, что большинство пенсионеров не являются нашими клиентами, поскольку приехали доживать свой век на пособии по безработице, голубцах и колбасе. Все-таки мы зацепили парочку интересных людей, но было совершенно очевидно то, что, хотя Сознание Кришны — для всех и каждого, отнюдь не все и каждый готовы его принимать.

Брайтон Бич

Брайтон Бич: магазин, где есть всё

Пейсатые евреи (не те, что пытались мешать санкиртане)

Божество Господа Нарасимхи в Майапуре

Бруклинский полицейский

Бруклинские полицейские

и мой сурок со мной или удивительная история в парке и не только

четверг, 15 декабря 2011 года

Режим дня великая вещь. Это начинаешь понимать в особенности тогда когда твой режим идет ко всем чертям и день превращается в ночь. Для того, чтобы вернуться обратно в исходное положение требуется огромное усилие и оргомная целеустремленность. Хочу признаться, что в те светлые времена, о котрых я пишу, я обладал всеми этими качествами в гораздо большей стпепени чем сейчас. Поэтому единственое что мне сейчас осталось это надежда на милость Шрилы Гурудева и светлые воспоминания о днях моей молодости.

Итак, в те светлые дни когда я жил в Нью-Йорке, я каким-то невероятным образом испытывал величайшие духовные энтузиазм и подъем. По своей счастливой судьбе я решил утвердиться в духовной практике, главной особенностью которой было воспевание Святого имени. В какой-то момент, по стечению счастливых обстоятельств, мне удалось переехать в очень уютную кваритру, которая находилась прямо рядом с Центральным парком, на 68 улице и Коламбус авеню. Это очень престижный район Нью-Йорка, где любили селиться либералы, звезды и подзажравшаяся творческая интеллигенция. Трудно представить каким образом мне удалось снять очень недорогую кваритру в стареньком доходном доме.

Моя старая американская знакомая уехала работать в Мексику и за скромное вознаграждение согласилась переписать на меня ее квартиру. По американскому законодательству если кто-то живет долго в одной квартире, то платит за нее по расценкам былых лет, а поскольку эта квартира перекочевывала от одних к другим, то арендная плата за нее была более чем приемлимая.

Переселившись в старенькую уютную однушку с камином возле Центрального парка я чувствовал себя совершенно счастливым. Теперь у меня была возможность оставаться с собой наедине и зачитываться духовной литературой, а также ежедневно медитировать в парке на свежем воздухе. В какой-то момент началась лесная часть моей жизни. Я вставал очень рано, примерно около 5 утра, брал в руки четки, книжки и пару яблок, и шел встречать рассвет в Центральном парке.

В столь ранее время, гуляя по аллеям, я мог видеть лишь одиноко бредущего бомжа, коих много в Нью-Йорке, либо пробегающх мимо спортсменов. Среди нью-йоркцев немало любителей пробежаться с утра или после работы но все они как роботы бегали по четко проложенным маршрутам. Большим беговым кольцом была автомобильная дорога внутри Центрального парка, которая проходила через весь парк по кругу но была закрыта для общего автодвижения, доступна только спецтранспорту (полиция, уборочные и парковые мини-кары). Также было несколько озер вокруг которых располагались беговые дорожки так что спортсмены действовали четко, как-будто по инструкции. Бомжи шкерились по уютным скверикам но их то и дело гоняли пунктуальные полицейские. Все остальные тысячи гектар были полностью у меня под властью. Однако тем не менее хотелось еще большего уединения для внутренней работы. Молитва шла очень тепло, я чувствовал как-будто в моем сердце вращается нескольколопастной моторчик “Харе Кришна, Харе Кришна!”. Блуждая с четками в руках, я вдруг обнаружил интересное место. Это была небольшая гора, поросшая со всех сторон деревьями и кустарниками, расположенная у одного из нью-йоркских прудов.

Гора была обнесена металлическим забором с сеткой, на ней была табличка “Не входить!”. Какой-то внутренний голос ласково прошептал мне: “Добро пожаловать, здесь то о чем ты мечтаешь”. Я немного испугался, поскольку не сильно привык к голосам и не был алкоголиком. Однако я понял, что голос был очень внутренним как-будто я сам говорил с собой, а в мои мечты явно входила идея о какой-то тихой заводи, где можно просто сидеть и молиться, не будучи ни кем обеспокоенным, чтобы внимание сосредотачивалось только на молитве, а не на прохожих. И вот я не заметил как за какую-то долю секунды я будто бы перскочил через этот высокий сетчатый забор, который изначально казался подобным неприступной стене с грозным предупреждением. Пробираясь через чащу кустов, я поднимался на пригорок как будто бы зная, что там заложен клад. Пробираясь на пригорок я внимательно осмотрелся и понял, что место действительно уникальное, ведь меня совершенно ни откуда не видно. Потом произошло чудо, я посмотрел на прекрасный вид пруда, расположенного внизу, и понял, что передо мной распологается прекарсный вид Нью-Йорка – небоскребы на фоне восходящего солнца. Подобно следопыту из книги Фенимора Купера я открыл для себя мистический город, который казался совершенно безжизненным, а солнце пылало подобно пожару, отражаясь в стеклянных фасадах многоэтажных великанов. Я был поражен масштабным видом большого яблока, которое предстало передо мной в другом облике утренненго безмолвия и отсутствия кищащих муравьев. Я еще раз осмотрел место.

Чуть ниже лежало нескольо досок и какое-то старое одеяло. Видать какой-то бродяга пытался здесь заночевать. Я сразу же подумал, что смогу соорудить себе прекрасную вьясасану для медитации и воспевания святых имен. Это было очень простое но удобное сиденье, поскольку на холодных камнях особо долго не посидишь. Вспомнив как мудрецы прошлого сотворяли себе подстилику из травы куша, покрывая ее оленьей шкурой, я решил перенести их опыт на нашу реальность (место, время и обстоятельства). Итак, вдохновленный чтением Шримад Бхагаватам, стараясь ровно держать спину, гармонично сочетать дыхание с воспеванием я чувствовал себя великим мудрецом, сидя на своей вновь изготовленной асане, покрытой одеялом с Микки Маусами. И все же Господь исполняет желания всех живых существ, он даровал мне уединение в столь людном месте. Чувство благодарности Господу до краев переполняло мое сердце, а Маха-мантра подобно реке нектара текла из моих уст. Я никогда не испытывал большего счастья и удовлетворения. Единственное что мне хотелось это избавиться от всех моих тараканов и предрассудков, которые с улыбкой наблюдали за мной из глубины моего серого ума. Но вот мысль о том, что я уже прочитал 16 кругов побудила меня к горделивой мысли, что я крутой и делаю это спонтанно и трансцендентно. Эта мысль подобно осадному тарану тут же взломала замкнутые двери моего ума и тараканы бросились в атаку, неистово пытаясь захватить все уголки моего “я”. В какой-то момент я понял, что враг слишком силен и стал говорить о перемирии. На помощь пришли часы. Стрелка сказал что уже почти 10 и пора идити на работу. Мысли-тараканы закружились вокруг слова работа и будто маленькие послушные подмастерья стали описывать круг сегодняшних задач. Так, достигнув какой-то гармонии со своей головой, с легкотсью перелетев через знакомый уже мне забор, я оказался в привычном парке, и двигался в сторону моего офиса, находившегося на 5 авеню.

К этому времени я уже успешно занимался выставками и ярмарками прикладных искусств и подарков, а Фридман и старушка Салли были моими верными партнерами и коллегами. Я никогда не любил просиживать в офисе в то время как Фридман казалось был создан для работы сторожа или вечно присутствующего директора. Я старался решить все главные дела до обеда, а после обеда, сославшись на занятость чем-то очень важным удалялся обратно в парк. Притащив с собой кусок полиэтиленовой пленки я накрывал ею свою священную вьясасану с Микки Маусами и продолжал молитву. Когда она шла плохо переходил на изучение книг. Когда буквы змыливались, возвращался к молитве. Так я мог сидеть в своем любимом месте часами и возвращался в свою кваритирку только когда темнело. Вернувшись, на скорую руку стряпал очень простое подношение, предлагал его изображению Гурудева и Господа и, почтив прасад, плюхался в койку.

Однажды со мной произошел уникальный случай. Время от времени я посещал различные вайшнавские программы и нама-хатты и безусловно нуждался в духовном общении. Случалось это как правило по выходным. Так, заканчивая духовную практику на своей вьясасане и готовясь отправиться на программу, я вдруг почувствовал что я не один. Я ощутил на себе очень внимательный и осторожный взгляд охотника. Моя рука сама собой искала то ли камень, то ли палку но я понял что их нет поблизости. Единственное что удалось еще больше вцепиться в четки. Прикоснувшись к четкам я вспомнил о всезащищающем Господе и стал бубнить какие-то защитные мантры.

То ли мантры сработали, то ли охотник испугался меня больше чем я и выдал себя легким шорохом, я посмотрел вниз и увидел буквально в 5 метрах от себя два глаза какого-то странного живого существа. Оно хоть и было похоже немного на собаку но скорее очень поверхностно. Мы встретились глазами и наши сердца ушли в пятки, мы оба метнулись в разные стороны как два ниндзи только что обнаружившие засаду. Я с облегчением вздохнул, в страхе от меня шарахнулся достаточно крупный енот, который как я потом понял жил со мной на пригорке и участвовал в моих ежедневных медитациях.

Позже мы почти подружились. Еноту очень нравился маха-прасад, яблоки которыми я его подкармливал, и он почти потерял страх, хотя, будучи диким животным, всегда относился к людям с недоверием. У него было одно замечательное качество – он не разговаривал и не мешал мне медитивровать. Как вы понимаете за прасада-севу в этом мире упрекать нельзя. Так мы виделись с ним время от времени, соблюдая паритет. Он не трогал мою вьясасану, а я не беспокоил его нору. В конце медитации я доставал свой ланч-бокс и щедро делился с ним маха-прасадом. Так мы жили в гармонии и согласии какое-то время.

И все-таки я хочу вернуться к удивительнйо истории, которая произошла со мной. Созваниваясь с друзьями, мы договорились встретиться в бруклинском храме ИСКОН, попеть санкиртану, повидаться дргу с другом и другими старыми преданными. К тому времни анафема на меня была смягчена, поскольку я не занимался никакой политикой, а приходил время от времени со старыми прабхупадовскими преданными и вел себя достаточно спокойно. И вот в одно из таких воскресений, выходя из храма, мы увидели преданного, который стоял недалеко от входа и держал в руках книги с иображением Радхи и Кришны. Толком не разбираясь в гаудия-антологоии (антологии нашей духовной традиции), будучи любителем всего трансцендентного и запрещенного я с удовольствеим спросил у преданного, что мол у тебя за книги и о чем они. Преданный сделал очень похотливое лицо и сказал дрожащим голосом: “Это книги о сокровеннной любви Радхи и Кришны!”. Выражение его лица и тон показались мне несколько теартальными. Однако книги меня заинтересовали. Я увидел, что автор комментария какой-то Гаудия вайшнав не из нашей миссии. Я сказал продавцу, что я из Шри Чаитанья Сарасват Матха, наш Гуру Говинда Махарадж. Прданный прищурился, стал что-то лепетать, что он хорошо знает наш матх и что изучает все книги Шридхара Махараджа, а книги которые он распространяет это продолжние идей Шридхара Махараджа. Меня это очень удивило но я всетаки решил взять одну книжку и спросил о том какая самая крутая из них. Преданный еще раз бросил на меня томный взгляд от которого мне стало не по себе и показал мне одну из книг с Кришной и Радхарани на обложке и сказал: “Вот эта! Вену-Гита, всего 20 баксов”.

Я подумал, что это совсем не дорого за такую сокровенную литературу и отслюнявил за книжку. Мои старые друзья куда-то разбежались и я возваращлся домой один.

В метро было очень много народу, я решил что закончу свои кргуи, а почитаю перед сном. Вернувшись домой, приняв легкий прасад и сотворив вечернюю молитву я лег в постель и начал читать. Прочитав первые несколько страниц я вдруг почувствовал невероятную тягу ко сну и усталость, подумал что это какая-то слабость, решил полежать с закрытыми глазами и сосредоточить ум. Книгу аккуратно положил на тумбочку в открытом виде так как под рукой не было закладки. Подумал, что передохну и продолжу чтение. Опустившись на постель и приняв йогическую позу трупа, я постарался полностью расслабиться и отпустить лямку ума. Вдруг то ли в медитации, то ли во сне я как будто куда-то провалился. Я явно ощущал и слышал, мог понимать все происходящее. Я пострался открыть глаза но почувствовал, что вижу. Был какой-то странный свет и передо мной предстал Гурудев. Обычно в жизни и на фото он выглядит радостным и довольным. Однако я увидел его грустным и нахмуренным.

Он спросил меня: “Что изучаешь?”. Я заикаясь проблеял: “Книгу о любви Радхи и Кришны”. Гурудев насупившись спросил эту ли книгу он говорил мне изучать. Блея как двоишник, я сказал, что не эту. Гурудев взял с полки книгу, закрыл ее, посмотрел на меня очень сурово и сказал, что ученик должен следовать в линии своего Гуру. Меня пробил холодный пот, в какой-то момент я понял, что видение или сон закончилось. Проснуля я ровно в 12 часов ночи. Я понял, что спал около 2 часов. Мистичекий сон столя у меня как будто перед глазами. Я был потрясен когда пытался найти оставленную мной открытую книгу. Я был полностью шокирован и прошептал сам себе: “Нифига это был не сон”. Книга о любви Кришны лежала не открытой на тумбочке, а закрытой на комоде у зеркала. Даже если бы я захотел, я не смог бы этого сделать не встав с постели.

Я был сильно взволнован и закончив утренную практику вместо того, чтобы идти в офис вернулся домой и позвонил Прадьюмне Прабху и все ему рассказал. Он спросил о названии книги, узнав что это Вену-Гита он отнеся к моим словам очень серьезно. Испуганно я спросил у него что это все значит. Прадьюмна объяснил мне, что существует несколько уровней вайшнавизма, а для нас, тех кто лишен духовного уровня, благоприятно слышать лишь о лилах Гауранги Махапрабху, а также о детских лилах Кришны, о его родителях и о том как он побеждает демонов. Далее Прадьюмна объяснил, что каждый демон является воплощением определенного порока обусловленной души. Поэтому пока мы не достигнем очищения своих чувств благодаря воспеванию и служению мы не сможем получить соприкоснование с высшей лилой. Я спросил Прадьюмну: “Получается что тот старший преданный меня развел? Ведь он показал мне портрет бородатого свами в очках, сказал, что это брат в Боге Шридхара Махарадже и что в этих книгах высший пилотаж и продолжение учение Шридхара Махараджа.” Прадьюмна немного помолчал, как будто пытаясь сконцентрироваться и сказал, что Вайшнавизм это как огромная река, как поток, но внутри него есть препятствия и течения, которые даже идут вспять. Шрила Бхактивинод Тхакур еще во времена своей духовной проповеди насчитал 13 апасампрадай или отклонений в течении Вайшнавизма.

В те времена было много вайшнавских сект – аулы, баулы, шаки-беки. Я сказал ему, чтобы он перестал меня путать, что шаки-беки здесь ни при чем, что человек назвал автора одним из Гаудия Матха, а они наши духовные родственники. Прадьюмна продолжал, что в отличии от Шридхара Махараджа не все последователи руководствовались наставлениям Бхактисидханты Сарасвати. Некоторые прельстились чувственными насладждениями. Другие, совершив осокрбление и утратив веру, приняли прибежище у псевдовайшнавов, с которыми Сарасвати Тхакур боролся. Я перебил его и спросил при чем здесь Индия мне же дали эту книгу свои. Он ответил, что неужели с приходом вайшнавизма в западный мир туда не пришли заблуждения. Свет и тень путешествуют рука об руку. Без света не может быть темноты, а темнота нужна для того, чтобы мы могли оценить свет. Тогда я спросил что при этом делать таким лохам как я. Прадьюмна процитировал Шридхара Махараджа, сказав, что искренность не победима. Твой Гуру пришел к тебе во сне и уберег от сахаджии, а я, будучи твоим доброжелателем, объясняю все это и не советую пить воду из непроверенных колодцев. Я был очень рад, что Господь действовал всеми возможными способами, чтобы наставить меня на истинный путь, а искренность дейтвительно не победима. Я взял книгу Вену-Гита с полки и отнес ее в храм. Того преданного я естественно не увидел но был счастлив, что Господь оградил меня от общения с ним.

Центральный парк Нью-Йорка

Гора на фото справа

Глаза наши встретились...

Вену-Гита

Шрила Бхакти Сундар Говинда Дев-Госвами Махарадж

серфинг для души

среда, 25 января 2012 года

И всё-таки жизнь в «Большом яблоке» требовала переоценки ценностей. Когда вопрос банального выживания решен, а смысл жизни выходит за рамки удовлетворения инстинктов, хочется вырваться из городской суеты поближе к природе. Так, в поисках гармонии и уединения мы отправились за город.
На лето нью-йоркцы любят выезжать в Хэмптоны — это ряд городков на побережье Лонг-Айленда, где в течение трёх летних месяцев бурлит активная жизнь. Городки расположены по побережью и делятся исключительно по буржуйским признакам. Самый крутой и дорогой Саут-Хэмптон. А чем ближе к концу мыса Лонг-Айленд и дальше от Нью-Йорка, тем проще.

Самая крайняя точка побережья — Монток, столь горячо полюбившийся нам. Монток привлекал более демократичных туристов, а на его побережье были прекрасные пляжи для серфинга. Местные аборигены серфинговали подобно нерпам, как будто родились прямо на досках.
В курортных местах было запрещено спать в машинах, нужно было либо снимать отель, либо кондо. Но зачем выбрасывать лишнюю сотню баксов, когда у тебя есть спальный мешок и тростниковая роща прямо перед пляжем. Так мы облюбовали местные заросли, которые надежно защищали нас от морского ветра, полиции и лишних расходов. С едой тоже был очень просто — в Монтоке было много мини-супермаркетов и лавочек, где, в отличие от других Хэмптонов, можно был тариться по очень демократичным ценам.

Вечером мы жгли на пляже костер, пекли картошку, глядя на яркие звезды летнего неба. Прибой рождал монотонную музыку в стиле эмбиент, а пролетающие на небосклоне кометы как будто сами предлагали загадывать желания. Мы были рады просто дышать полной грудью морским воздухом и разглядывать огромный материальный мир с его бесконечными вселенными и галактиками. Мир как будто позировал нам, открывая свои бескрайние просторы. Мы пытались найти Большую Медведицу, на которой живет Дхрува Махарадж, либо искали планеты великих мудрецов. Всё это очень вдохновляло и пробуждало тонкие духовные переживания, которые сами собой подталкивали к совершению джапы и дарили мимолетные откровения.

Едва начинал брезжить рассвет, как мы бросались в океан со своими серфингами и ловили самые мягкие волны. Как правило, рано утром, в брахма-мухурту и чуть позже, океан очень спокоен — волны большие, но редкие, нет болтанки или сильных течений. Когда проводишь в океане часы, то начинаешь чувствовать его — конечно, не сразу и не всегда, но следует помнить, что пребывание в нём всегда отличается от нашего обыденного опыта. Океан — это целый космос, нельзя сравнить его даже с широкой рекой или большим озером. Человек слишком мал и незначителен, чтобы противостоять океану. Однако с океаном можно дружить, если знать его законы. В те годы мы только знакомились с ним, но ощущали его личностную природу, а иногда он устраивал нам игру с препятствиями, как будто бы говорил: «Ты сможешь пройти пилой, будешь кататься». Мы принимали вызов и, схватив свои доски, с разбегу бросались в бушующие волны, затем изо всех сил начинали грести, подныривая под гигантские валы, обрушивающиеся на нас. Иногда штурм заканчивался успехом и мы попадали в «коридор», но порой стихия меняла свои правила и вышвыривала нас, как котят, в пену прибоя.

В отличие от нас местные аборигены появлялись позже, а схватка с океаном для них была совсем привычным делом. Они проходили почти все препятствия и вставали на дрейф в самых стратегически выгодных местах, сидя на серфингах верхом, как ковбои на лошадях. Они ждали удачную волну и, в зависимости от её формирования, быстро подплывали в самую удобную точку, потом несколько взмахов руками, подобно крыльям, и вот, оттолкнувшись от воды, они уже мчались на своих досках с криками «Лохи в сторону!» Нам, конечно, приходилось отплывать в сторону, ведь мы действительно были лохами, которые усиленно гребли и неуклюже ловили редкие достающиеся нам волны. Пока мы барахтались в попытках поймать пару волн, аборигены уже умудрялись прокатиться раз по пять и вылезали на пляж погреться и пообщаться. Для них мы были чужаками, они вовсе не собирались принимать нас в свою компанию. К тому же они понимали, что мы прибомжовываем где-то на пляже, и их раздражало то, что мы постоянно торчим на одном месте неподалеку от их стоянки.

Если сказать честно, быдловатые серферы и их грудастые подруги нас не особо привлекали, поскольку было вполне очевидно, что вся их жизнь — это пляж, доски, пиво и не особо интеллектуальная работа. И всё-таки мы немного завидовали, ведь они действительно были рождены для серфинга и показывали нам высший пилотаж. В конце концов, они к нам привыкли, хоть и без особой любви кивали нам своими кудрявыми головами, когда мы сталкивались с ними на въезде на пляж.

Надо сказать, что в отличие от постсоветского коллективного сознания, американцы — большие индивидуалисты. Чувство ложного «я» очень сильно проявлено в социуме. С одной стороны, это помогает в самоорганизации и заставляет достигать совершенства в материальной деятельности, но, с другой стороны, слишком сильно обуславливает тебя как действующего. Типа Рэмбо, сам всех победил, один… Без ансамбля. Сам.

красота выше силы